Великую Отечественную войну Костырев встретил в Коми АССР, поселок Вожоель. Из-за переезда из лагеря в лагерь он не мог работать, попал в отказники. Однажды через силу вышел на работу, подошел бригадир: "Вон, видишь красивый дом, поедешь и сложишь дрова. За это тебя накормят, дадут хлеба и табаку". - "Я не пойду, там чекист", - ответил Костырев. "Иди, дурак, нам по штату нельзя, а ты же контра", - приказали бригадники, и он повел свою лошадь. Сделал работу, его пригласили в дом, накормили щами, дали махорки, сам хозяин с ним побеседовал. Вернувшись, раздал товарищам по бригаде табак, хлеб оставили ему, но приобретенных сил хватило ненадолго.
Жизнь ему спас чекист Елькин. Однажды он спросил бригадира: "Что-то не вижу среди вас Умника?" Умник лежал на нарах и готовился к смерти. Истощенных на работу стрелки охраны не брали - мороки меньше. Легче было зафиксировать несколько отказов от работы, подвести под саботаж (статья 58-14) и расстрелять. Чекист Елькин сперва заставил привезти из Сыктывкара глюкозу, потом научил Костырева: "Приедет начальник режима управления, ты оскорби его, тебя отправят в штрафную зону, а там много политических, они поддержат". Он так и сделал. До режимного лагеря его дотащил на плечах конвоир. Дорогой кормил своим пайком. И сегодня сожалеет Николай Георгиевич, что не запомнил фамилию.
У ворот лагеря Костырева встретил знакомый по архангельским лагерям Михаил Исаакович Ерман, он уже стал вольнонаемным, а потому устроил Николая на ДПО (длительный производственный отдых) в бухгалтерию, где на одной табуреточке просидел он оставшиеся семь лет. В зоне было много знаменитостей. Писатель Лев Разгон работал нормировщиком, у него в помощниках ходил бывший командующий Читинским военным округом Н.Лисовский, в столовой учет баланды вела жена полпреда Японии Г. М. Юренева, складом заведовал бывший первый секретарь Хабаровского крайкома партии А.М.Анисимов.
(Об этом рассказал Л. Разгон в эссе "Непридуманное" в журнале "Юность за 1988 год № 5 и за 1966 год № 1.)