Мода... Отношение к ней разное, но не признавать ее и не считаться с ней невозможно практически ни в одной из сфер социальной жизни. Масштабность этого явления предопределила разнообразие его трактовок. В самом широком смысле мода достаточно часто понимается как «существующее в определенный период и общепризнанное на данном этапе отношение к внешним формам культуры: к стилю жизни, обычаям сервировки и поведения за столом, автомобилям, одежде» (23, с. 107). В то же время в узком смысле при употреблении слова мода «обычно имеют в виду одежду» (Там же).
Корреляция (зеркало) читательского поведения женщин с разным пониманием моды выявляет три аспекта для рассмотрения:
- Мода на чтение как составляющая стиля жизни женщины.
- Читательская мода в женской аудитории (мода на чтение книг определенных жанров, авторов и т. п.).
- Чтение книг, журналов о моде на одежду, мебель и др. в структуре чтения женщин.
Признание женщин в качестве особой читательской группы в отечественной и зарубежной отраслевой науке произошло только в 1980–1990-х гг.: в период, когда специфичность женской культуры была обоснована методологией гендерного подхода, утверждающего, что не только и не столько биологический, сколько социальный пол (гендер) определяет важнейшие формы и способы жизненной реализации женщин и мужчин. В настоящее время в самом общем понимании гендером называется принятая в данном социокультурном поле модель поведения представителей разных полов.
Теория гендера, широко проникнув в разные науки, постепенно находит признание и в социологии моды. Это объяснимо: мода во всех своих проявлениях напрямую связана с потребительским рынком, а он, в свою очередь, сегодня имеет явно выраженную социально-половую (гендерную) сегментацию. Современная гендерная принадлежность личности обозначается через широкий ассортимент предлагаемых культурой средств: одежду, прическу, речь, стиль общения, способ времяпровождения, выбор телепередач, формы проявления эмоций, круг чтения и др.
Между тем рынок потребления давно уловил экономические пре-имущества учета моделей «настоящего мужчины» и «настоящей женщи-ны»; «нормального мужчины» и «нормальной женщины», которые конструируются в каждом обществе. Обращаясь в данном случае только к женщинам, отметим, что чтение, выступающее способом информирования, образования, воспитания, формой времяпровождения, по определению имеет самое непосредственное отношение к созданию и закреплению (равно как и разрушению) подобных гендерных моделей; следовательно, реально находится в числе факторов гендерной сегментации рынка.
При выраженном влиянии моды на развитие современного информационного рынка, в том числе – ее корректирующего воздействия на читательское поведение мужчин и женщин, это явление зародилось и развивается достаточно давно. Обратимся к проявлениям моды в российской женской читательской аудитории в историческом аспекте.
Как следует из приведенного выше определения понятия мода, ее важнейшим признаком является общепризнанность отношения к чему-либо, то есть, иначе говоря, массовое выражение этого отношения. До середины XX века активность чтения женщин была в целом гораздо ниже, чем у мужчин. Это действительно связано с целым комплексом гендерных факторов: низким общественным статусом женщин, ограниченными возможностями их образования, особенностями семейного быта и др. В России объективно можно говорить о заметной приобщенности женщин к чтению не ранее петровской эпохи, однако регистрировать проявления моды в их чтении можно только в более позднее время – в послепетровский период. Связано это с особенностями культуры российского общества в 30–60-е гг. XVIII в.: ее настроенностью на занятия по «украшению жизни», заполнение досуга изящными развлечениями, в число которых вошло и чтение.
Соответствуя новым эстетическим представлениям о чтении, лите-ратура этого времени – сентиментальные песенки, легкие переводные романы – получила спрос и в женской среде. Из способа времяпровождения подобное чтение постепенно превратилось в моду, в «требование светского приличия, в условие благовоспитанности» (17, с. 76). «Все, что хорошею жизнью зовется, – вспоминал А. Т. Болотов о елизаветинских временах, – тогда только что заводилось, равно как входил в народ тонкий вкус во всем. Самая нежная любовь, толико подкрепляемая нежными и любовными и в порядочных стихах сочиненными песенками, тогда получала первое только над молодыми людьми свое господство», но таких песенок было еще очень мало, и «они были в превеликую еще диковинку», и потому «молодыми боярынями и девушками с языка были не спускаемы» (2, с. 162).
«С легкой руки Сумарокова, освежительный дождь амурных песенок, – по выражению В. О. Ключевского, – усердно сочинявшихся доморощенными стихотворцами – А. Д. Кантемиром, В. К. Тредиаковским, пал на ниву русского просвещения» (9, с. 31). «Амурные песенки» нашли среди русских женщин послепетровского времени самых горячих поклонниц. Сатирик Кантемир, который позже даже стыдился таких своих произведений, так свидетельствовал об их популярности: «довольно моих поют песней и девицы чистые, и отроки, коих... колет жало любви» (Цит. по: 21, с. 81). П. Н. Сакулин также утверждал, что лирические песни Сумарокова имели необычайный успех при дворе, среди великосветской молодежи и у знатных дам (21, с. 82).
Необычайная популярность любовных стихов в женской аудитории отражена и в художественной литературе. Так, И. И. Лажечников описывает чтение стихов В. К. Тредиаковского гоф-девицами императрицы Анны Иоанновны: «От первых стихов <...> [они] были в восторге: “Как это хорошо! Nак и тянет за душу”, говорили они» (11, с. 71).
На наш взгляд, все описанные ситуации позволяют увидеть в них признаки моды на определенные произведения, что, собственно, признавалось и современниками. «Совершенствование» в модном чтении привело к тому, что уже в 1730–1740-е гг. в литературе появляются сатирические образы «героев-читателей»; в их числе – читающие «по моде» (1, с. 104). Наиболее яркими типами стали петиметр – великосветский кавалер, воспитанный по-французски, и кокетка – родная сестра петиметра, выразительно запечатленные в широко распространенной в 1752–начале 1753 г. сатире И. П. Елагина «На петиметра и кокетку».
Таким образом, мы наблюдаем в этот период формирование таких важнейших параметров моды, как создание литераторами, издателями книжного рынка для женщин как потребителей определенной печатной продукции. При этом следует говорить о том, что при отсутствии явной моды на чтение вообще в женской среде этого времени формировались признаки читательской женской моды на определенные жанры литературы.
В последующий период – второй половине XVIII века – именно это проявление моды в женской читательской аудитории получило наибольшее распространение. Ему способствовало усиление интереса общества к «чувствительной» литературе; чтение от скуки сделалось проводником новых направлений и вкусов. «Настал черед чувствительных романов, которые заучивались модными барынями и барышнями. Роман, особенно сентиментальный, с легкой руки Ричардсона получивший все более широкое распространение в тогдашней европейской литературе, нашел много читателей, и особенно читательниц, в русском светском обществе, чему помогло и знакомство с иностранными языками» (7, с. 217).
Чтение действительно для многих людей становилось «мостом» в Европу. Интенсивное общение с литературой обогащало картину мира дворянского общества; в ней образы мужчин и женщин все более приближались к европейским образцам. Французский посол Л. Ф. Сегюр, наблюдавший это общество в конце царствования Екатерины II, встречал здесь много нарядных дам и девиц, которые говорили на четырех-пяти языках, играли на разных инструментах и в совершенстве знакомы были с произведениями известнейших романистов Англии, Франции и Италии (7, с. 254).
Появляется мода на чтение не только отдельных жанров литерату-ры, но и отдельных авторов и даже книг: «Великая княгиня… мне сделала знак, так что я поняла, что она чем-то смущена. Наклонившись за спиной императрицы, она проговорила: “Книга на туалетном столе”. Я сразу поняла, что надо было спрятать том “Новой Элоизы”, который графиня Шувалова одолжила обеим великим княгиням» (5, с. 154).
К концу XVIII в. уже вполне уместно говорить о чтении как мод-ном женском занятии. Сошлемся на такой в данном случае аргумент: в своей сатире «Каковы мои читатели» Н. И. Новиков дает характеристику 24 типам читателей, среди них 20 – женские образы (15, с. 10).
В целом о выраженном интересе женщин к чтению, сформировав-шемся во второй половине XVIII в., свидетельствует значительное расширение ориентированного на женщин книгоиздания, которое не только следовало женским читательским интересам, расширяя круг потенциальных читательниц, но и явно рекламировало отдельные издания для женщин, рассчитывая на эффект моды. Так, много издавалось календарей для «почтеннейших дам»; на увлечении музыкой среди женщин издатель Герстенберг строил дела своей фирмы, переключившись исключительно на публикацию музыкальных произведений; советы матерям по воспитанию дочерей издавались Тартуским университетом и др. (22, с. 53; 4, с. 118).
Вторая половина XVIII в. демонстрирует и новое явление в жен-ском чтении – интерес к изданиям о моде. Российский книжный рынок предложил дамам женский журнал: в 1779 г. в Петербурге, а затем и в Москве начал выходить журнал «Модное ежемесячное издание, или Библиотека для дамского туалета». Несмотря на название, буквально журналом мод издание было лишь в малой части: это был литературный журнал для женщин, задача которого состояла в том, чтобы дать легкое и нравоучительное чтение. В большем смысле журналом мод стал другой журнал, издание которого началось с апреля 1791 г.: «Магазин английских, французских и немецких новых мод» с присовокуплением «описания образа жизни, публичных увеселений и времяпрепровождения в знатнейших городах Европы, приятных анекдотов» (16, с. 131).
Начиная с XIX в., различные проявления моды находят в женской читательской аудитории все более выраженный характер. Это хорошо отразило книгоиздание того времени. Осознание того, что у женщин есть свои читательские вкусы и предпочтения, позволило предприимчивым авторам, составителям, издателям обратиться к созданию и опубликованию жанров и видов изданий, предназначенных именно им. В результате для женщин печатались книги по культуре поведения, песенники, альманахи и др.
В частности, характеризуя один из альманахов, Н. И. Надеждин пишет в 1830 г., когда тип этого издания устоялся: книга «снабжена все-ми принадлежностями, кои считаются нужными для альманаха… Формат укромненький, бумажка чистенькая, оберточка – розовенькая – все, как водится» (20, с. 29). Стилистика характеристики издания явно дает нам понять: это – модное издание для женщины. Не случайно подобные альманахи часто использовались в качестве подарка. В 1828 г. в печати отмечалось, что в обычай «вводится обыкновение дарить взрослых девиц и дам альманахами, к Новому году и рождеству» (20, с. 31).
Помимо альманахов модным чтением в женской аудитории первой половины XIX в. были женские литературные журналы, возникновение которых в ситуации, когда духовная, литературная жизнь России вступила в эпоху романтизма, было вполне закономерно (с точки зрения эстетики романтизма, показательно полное название одного из них – «Журнал для милых, издаваемый молодыми людьми»). В первые два десятилетия XIX в. ведущими журналами «для дам» являлись: «Московский Меркурий» (1903 г., издатель П. И. Макаров), «Журнал для милых» (1804 г., М. Макаров), «Аглая» (1808–1812 гг, П. Шаликов), «Женский мир» (1811 г.), «Кабинет Аспазии» (1815 г., В. Бахирев, Б. Федоров и др.), «Модный вестник» (1816 г.) и др. Как правило, все «дамские» журналы этого периода проповедовали эстетику Н. А. Карамзина: «чувствительность» была наиболее характерной их чертой.
Тема моды, стартовавшая в журналах России в конце предыдущего столетия, в полной мере получила распространение в начале XIX века. Об интересе к этим изданиям свидетельствует даже их богатый репертуар: «Галатея» (журнал литературы, новостей и мод), «Молва» (журнал мод и новостей), «Колокольчик» (словесность, поэзия, моды), «Вестник парижских мод», «Гирлянда» (словесность, библиография, театр, стиль, моды, музыка; прилагались также гравированные картинки мод, рисунки модной мебели, экипажи и др.), «Дамский журнал» (переводы «чувствительных» повестей французских писательниц С. Ренневиль, С.-Ф. Жанлис, Ж.-Н. Бульи, мадригалы, элегии и басни русских поэтов, парижские моды, советы по «уборке головы») и др.
В целом можно констатировать, что женская пресса того периода служила не более как «распространению роскошной суетности»: таким был модный образ жизни того времени. Образ такой «настоящей женщины» данной эпохи и отражали эти журналы.
Подобную же цель преследовали и книгоиздатели. Примечательно название книги, изданной в 1802 г. в Санкт-Петербурге: «Искусство сохранять красоту, с присовокуплением многих других редких, любопытных и полезных средств для прекрасного полу, который желает, чтоб на него смотрели с удовольствием. Подарок Российским дамам и девицам, котораго каждая из них должна иметь экземпляр на уборном столике под опасением, чтоб в противном случае не стали ее почитать непригожею: купно с чтением для туалета, равно как и календарем на все годы, зубным календарем, ландкартою для тех, кои намерены вступить в супружество или уже вступили: остроумною игрою узнавать человеческие мысли и портретом Абельярда и Элоизы» (8, с. 126). Так продвигалось чтение в те времена, так делали модной конкретную книгу для женщин-читательниц.
Безусловно, при столь мощном воздействии книжного и журнального рынков на женщин вкупе с возрастанием их роли как просвещенных хозяек дома, воспитательниц детей чтение становилось престижной, модной деятельностью в образе жизни представительниц высших сословий того времени. Вот «портрет милой женщины», представленный в 1802 г. солидным «Вестником Европы»: «Она знает и всех лучших французских поэтов, и почерпнула из разных сочинений, нравоучительных и принадлежащих до воспитания, все то, чем только может пользоваться приятная в обществе женщина, добрая жена и нежная мать» (Цит. по: 16, с 45).
Романы – действительно самый модный жанр в женском чтении этого времени. Любовь к романам, особенно – зарубежным, зародившаяся у женщин в конце XVIII в., была не менее страстной и в рассматриваемый период. «Ужасное» и «чувствительное» – таким был вкус читающей публики, женщин, в первую очередь. Иностранные сентиментальные романы составляли основной круг чтения русских дворянок в начале ХIХ века. Классический образ подобных читательниц – в произведениях А. С. Пушкина. Среди них и те, для которых увлечение литературой – лишь дань моде («Она любила Ричардсона, не потому, чтобы прочла…»), а чтение – принятое и осознанное времяпровождение (такова Татьяна, искренне погруженная в чувства литературных героев: «Себе присвоя / Чужой восторг, чужую грусть…») (18, с. 67).
Более того, личность самого А. С. Пушкина – фактически в новой русской литературе первая, в полной мере испытавшая роль «модного женского поэта». В истории культуры того времени сохранилось немало свидетельств пылкой увлеченности дам его произведениями. Еще до появления поэта в Москве его стихи знали наизусть сестры Ушаковы, в доме которых «все дышало Пушкиным». Изящные стихотворения поэта приводили в восторг А. О. Смирнову. Он был кумиром Е. П. Ростопчиной. Задолго до знакомства с поэтом «с жадностью» читала «Кавказский пленник» и «Бахчисарайский фонтан» юная А. П. Керн. В сибирских письмах М. Н. Волконской неоднократны просьбы о присылке произведений поэта. В будуарах светских дам вслух читалась не только любовная лирика и романы Пушкина, но и его политические памфлеты.
Вокруг Пушкина было осязаемо сообщество экзальтированных почитательниц его таланта. В воспоминаниях А. Н. Панафидиной описано впечатление, которое произвел поэт на «совсем еще юных тетушек»: «Все они были влюблены в его произведения, а может быть, и в него самого; переписывали его стихотворения и его поэмы в свои альбомы, перечитывали и до старости лет любили их, декламировали со слезами на глазах. Многие очень робкие и наивные девушки, несмотря на страстное желание и благоговение к Пушкину, боялись встречи с ним, зная, что он обладает насмешливостью и острым языком» (3, с. 69).
Возможно, поэтому сам Пушкин считал лучшими читательницами «уездных барышень». «Эта барышня читает много, и потому, что ее увлекает сам процесс чтения (к словам Е. Сушковой: “Вероятно, я очень любила процесс чтения, потому что, не понимая философских умствований, я с жадностью читала от доски до доски всякую попавшуюся мне книгу”, могли бы, полагаю, присоединиться многие ее современницы), и потому, что это модно, необходимо для успеха в обществе» (Цит. по: 19, с. 104).
Действительно, в первой половине XIX в. именно такой статус приобрело чтение: «Вопросы литературы стали вопросами жизни… Вся образованная часть общества бросилась в мир книжный» (12, с. 134). И русские женщины, особенно молодые, явно были среди самых активных читателей России: для них книга стала неотъемлемой частью жизни, причем служила не только для развлечения, а фактически стала для многих «кодексом поведения», иногда приводящим и к трагическим последствиям. Так, подражая героине «Бедной Лизы» Н. А. Карамзина, обманутые девушки и в самом деле следовали ее примеру. Зло иронизируя по этому поводу, остроумный стихотворец не поскупился на эпиграмму: «Здесь бросилася в пруд Эрастова невеста / Топитесь, девушки; в пруду довольно места!» (Цит. по: 16, с. 76).
Увлечение русских девушек чувствительными романами первой половины XIX века оценивается специалистами как «странная болезнь», поражавшая читательниц на протяжении всего ХIХ в. Это изумительное их свойство – сознательно или бессознательно менять местами жизнь и литературу, отдавая пальму первенства последней: «Воображаясь героиней / Своих возлюбленных творцов, / Клариссой, Юлией, Дельфиной, / Татьяна в тишине лесов / Одна с опасной книгой бродит…» (13, с. 91). Как читательница, пушкинская Татьяна – абсолютно типичный для своего времени образ: книга в девичьих руках – это черта стиля женской жизни того времени, многократно отраженная не только в литературе, но и на художественных полотнах; это своеобразный модный аксессуар женского мира того времени.
С той же восторженностью, с которой молодые читательницы вос-принимали чувствительные романы и любовные стихи, они отнеслись и к революционной поэзии. А. И. Герцен писал в 1850 г.: «Революционные стихи Рылеева и Пушкина можно найти в руках у молодых людей в самых отдаленных областях империи. Нет ни одной благовоспитанной барышни, которая не знала бы их наизусть…» (Цит. по: 13, с. 92).
Выраженная начитанность русских женщин была замечена ино-странцами. Французский писатель и путешественник Теофиль Готье, по-сетивший в 1858 г. Россию, был приятно удивлен, о чем и написал в своих заметках: «Женщины очень развиты. С легкостью, вообще харак-терной для славян, они читают и говорят на разных языках. Многие читали в подлиннике Байрона, Гете, Гейне, и, если их знакомят с писателем, они умеют удачно выбранной цитатой показать, что читали его произведения и помнят об этом» (6, с. 111).
Об интеллектуальных успехах женщин как читательниц говорил и В. Г. Белинский. В 1840-х г. он, делая очередной обзор русской словесности этого времени, предлагал «оставить… мусульманский взгляд на женщину и в справедливом смирении сознаться, что наши женщины едва ли не ценнее наших мужчин, хотя эти господа и превосходят их в учености. Кто первый… оценил поэзию Жуковского? – женщины. Пока наши романтики подводили поэзию Пушкина под новую теорию, … женщины наши уже знали, заучили наизусть стихи Пушкина» (Цит. по: 14, с. 168).
Таким образом, к середине ХIХ века в русской читающей публике сформировался культурный тип «читающей барышни» – читающей много, преимущественно для развлечения, часто воспринимающий книгу как «руководство к действию», считающей для себя обязательным (это модно!) знать произведения наиболее популярных (модных!) авторов. Как видим, в историческом плане мода во всех своих возможных проявлениях в читательской деятельности выступила важнейшим фактором не только интеллектуального, но и социального развития русских женщин.
Литература
- Блюм, А. В. Художественная литература как историко-книжный источник (на материале русской литературы XVIII – первой половины XIX вв.) / А. В. Блюм // Книга: исслед. и материалы : сб. – М., 1986. – Вып. 52. – С. 100 – 122.
- Болотов, А. Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, опи-санные самим им для своих потомков: в 3 т. / А. Т. Болотов. – М. : Терра, 1993. – Т. 1/ 1738-1759. – 576 с.
- Вересаев, В. Пушкин в жизни / В. Вересаев. – М. : Мастацкая лiтаратура, 1986. – 685 с.
- Воробьева, Н. П. Французская эстетика / Н. П. Воробьева // Кн. в России. XVI – середина XIX в. Книгораспространение, библиотеки и читатель / БАН. – Л., 1987. – С. 117 – 123.
- Головина, В. Н. Мемуары / В. Н. Головина // История жизни благородной женщины. – М., 1996. – С. 19 –332.
- Готье, Т. Путешествие в Россию / Т. Готье. – М. : Мысль, 1988. – 396 с.
- Жидков, В. С. Десять веков российской ментальности: картина мира и власть / В. С. Жидков, К. Б. Соколов. – СПб. : Алетейя, 2001. – 336 с.
- Зайцева, А. А. Об одном малоизвестном издании типографии Сухопутного кадетского корпуса / А. А. Зайцева // Кн. в России. XVI – середина XIX в. Книгораспространение, библиотеки и читатель / БАН. – Л., 1987. – С. 124 – 142.
- Ключевский, В. О. Сочинения: в 9 т. / В. О. Ключевский. – М. : Мысль, 1990. – Т. 9: Материалы разных лет – 525 с.
- Корнилова, А. В. Мир альбомного рисунка: русская альбомная графика конца ХVIII – первой половины ХIХ века / А. В. Корнилова. – СПб. : Искусство, 1990. – 287 с.
- Лажечников, И. И. Ледяной дом / И. И. Лажечников. – М. : Художеств. лит., 1988. – 316 с.
- Марголис, Ю. Д. Женщины в политической жизни России первой половины XIX в. / Ю. Д. Марголис // Феминизм и рос. культура / Междунар. ин-т «Женщина и управление» ; С-Петерб. гос. акад. культуры. – СПб., 1995. – С. 127 – 138.
- Мартынов, И. Ф. «Звучащий стих свободы ради…» : очерки о читателях декабрист. поры / И. Ф. Мартынов. – М. : Книга, 1976. – 119 с.
- Моисеева, Л. П. Проблема женской эмансипации в русской литературе 30–40-х гг. ХIХ в. / Л. П. Моисеева // Общественные науки и современность. – 2000. – № 4. – С. 164 – 171.
- Новиков, Н. И. Каковы мои читатели / Н. И. Новиков // Очарованные книгой : рус. писатели о книгах, чтении и библиофильстве. – М., 1982. – С. 17 – 19.
- Павлюченко, Э. А. Женщины в русском освободительном движении: от М. Волконской до В. Фишер / Э. А. Павлюченко. – М. : Мысль. – 1988. – 269 с.
- Поликарпов, В. С. История нравов в России: восток или запад? / В. С. Поликарпов. – Ростов-на-Дону : Феникс, 1995. – 575 с.
- Пушкин, А. С. Евгений Онегин: роман в стихах / А. С. Пуш-кин. – М. : Худож. лит., 1974. – 322 с.
- Равинский, Д. Барышня с книжкой: портрет в историческом интерьере / Д. Равинский // Родина. – 2000. – № 9. – С. 102 – 106.
- Рейтблат, А. И. Московские «альманашники» / А. И. Рейтблат // Чтение в дореволюц. России : сб. науч. тр. / Рос. гос. б-ка. – М., 1995. – С. 29 – 53.
- Сакулин, П. Н. Русская литература: социолого-синтетич. обзор лит. стилей / П. Н. Сакулин; Гос. акад. худож. наук. – М., 1929. – Ч. 2 : Новая литература. – 639 с.
- Федоровская, Л. А. И. Д. Герстенберг и его план издательской деятельности в России в XVIII в. / Л. А. Федоровская // Книга в России XVII – начала XIX в. / БАН. – Л., 1989. – С. 50 – 53.
- Шаров, К. С. Мода от античности до XIX в.: игра и противостояние гендерных стратегий / К. С. Шаров // Вестн. Москов. ун-та. Сер. 7. Философия. – 2006. – № 3. – С. 107 – 128.
Автор: Сокольская Л. В.