До архангельской тайги добирались две недели по бездорожью. Каждый исправительный лагерь начинается с повара, бухгалтера, сапожника и лекаря. Николаю Георгиевичу везло: его назначили бухгалтером. Сначала заключенные жили в брезентовых палатках, потом построили бараки. Тайга обживалась, и начальник лагеря, обходя владения, любил приговаривать: "Сучьи морды, стройте коммунизм, вашими костьми удобрим землю". Чтобы заключенные были послушными, нужно было создать обстановку страха, но вполне цивилизованными методами. Для этого нужно устроить несколько показательных процессов, кого-то отправить в другой лагерь, кого-то расстрелять. Выискивались малейшие подозрения, потому безотказно действовала система осведомителей. Под колесо этой системы опять попал Костырев.
Первый раз его арестовали весной, посадили в камеру смертников, чтобы они воздействовали на него физически, но все обошлось. Через полгода из Архангельского НКВД приехал опытный следователь Минин и заявил, что в лагере действует организованная группа из четырех заключенных, которые ставят целью бороться с советской властью и имеют связь с Адольфом Гитлером. Нелепо, но так было. Следователь предвкушал успех, был добродушен и давал обвиняемым читать газеты. Одна из газет, которую Костырев с разрешения следователя оставил у себя, спасла ему жизнь.
Судебное разбирательство началось с Николая Георгиевича. Он попытался объяснить судьям, что его нельзя судить по такому поводу: Гитлер послал приветствие Сталину в день его шестидесятилетия ("Правда", 23 декабря 1939 года) и всему Советскому народу, в нем нет обращения к врагам народа. Судья Ефимов весело засмеялся и оправдал. Майор Минин негодовал.