К вопросам социальной сферы, т. е. явлениям и процессам, которые объединяются стержневой проблемой «Человек в обществе», проявляется повышенный интерес как на уровне обыденного сознания, так и в специальных научных исследованиях. В современных условиях внимание ученых к данной проблематике вызвано социальными издержками тех противоречивых преобразований, которые идут в России уже 25 лет. Макросо-циальная динамика на протяжении четверти века отличается негативными характеристиками: ухудшением демографической ситуации до признаков депопуляции, крайними, вызывающими формами социального неравенства, эрозией системы социальных гарантий и т. д. Происходит коммерциализация основных социальных услуг. В системах образования, здравоохранения, культурно-просветительных учреждений, СМИ идет безоглядная и неуклюжая вестернизация, демонтируются отечественные традиции. Все перечисленные неблагоприятные тенденции имеют следствием сужение и деградацию социальных ресурсов российского общества. Между тем очевидно, что от демографического благополучия, качества жизни людей, уровня их образования и профессионализма, духовно-нравственного здоровья зависит будущее страны. Вопрос о сохранении, возобновлении и развитии «человеческого капитала» России, т. е. о необходимости целенаправленной и внятной социальной политики приобретает особую остроту в условиях глобализации и пристального интереса ТНК к российским ресурсам. В поиске ответов на злободневные вопросы, связанные с социальной ситуацией и перспективами ее эволюции, полезно обратиться к опыту и принципиальным урокам социальной политики периода Великой Отечественной войны.
Урал - опорный край державы - внес решающий вклад в победу СССР над фашистской Германией и ее союзниками. Южный Урал (Челябинская, Курганская, Чкаловская области и Башкирская АССР) являлся его важнейшей частью. На этой территории в годы войны проживало более 56 % всего населения Большого Урала. В абсолютных цифрах к началу 1941 г. население Южного Урала составляло 7, 942 млн человек, через год - 8, 833 млн, к июлю 1945 г. - 7, 033 млн В составе южноуральского населения преобладали сельские жители: в 1941 г. их доля исчислялась 69,6 %, в 1942 г. - 66,5 %, в 1945 г. - 58,7 %. Удельный вес сельского населения Южного Урала в общеуральском показателе в течение военных лет колебался в пределах 63-64 %. Наиболее индустриально-насыщенной и урбанизированной из южноуральских территорий являлась Челябинская область. К началу войны в ее городах проживало 40,98 %, в 1942 г. -44,69 % населения, а после выделения в 1943 г. Курганской области количество горожан выросло до 70,4 % и к концу войны равнялось уже 73 %. Лидером по численности сельского населения на Урале стала Курганская область. В 1943 г. на ее территории насчитывалось 89,3 % сельских жителей, в 1945 г. - 74,9 %. В то же время именно эта область понесла наибольшие людские потери. К важнейшим демографическим показателям необходимо добавить еще один: к началу 1942 г. в границах Южного Урала было размещено более 60 % эвакуированного на Урал населения [1].
Приведенная статистика говорит о том, что основные демографические ресурсы Южного Урала (за исключением Челябинской области после 1942 г. ) были сосредоточены в сельской местности и, следовательно, этим предопределялась специфика многих социальных мероприятий: по части продовольственного обеспечения, по решению жилищно-коммунальных проблем, по оказанию адресной социальной помощи и т. д. Надо отметить, однако, что рассматривать заявленную тему в отрыве от всего Урала не совсем правомерно, так как в реалиях 1930-40-х гг. Урал представлял собой единый народнохозяйственный комплекс.
Укрупненный взгляд на историческую конкретику военного времени позволяет увидеть прежде всего тот факт, что геополитическое значение, особая роль Уральского региона в обороне страны осознавались Коммунистической партией и всеми управленческими структурами советского государства. Уральский социум в социальной политике союзных властей находился в числе приоритетных объектов. В те годы не разрабатывались специальные социальные проекты и программы, но директивные документы и социальная практика показывают, что социальная политика была подчинена общезначимой и понятной для каждого цели, чеканно выраженной в лозунге «Все для фронта, все для победы». Социальная практика в регионе свидетельствует и о том, что стратегическими задачами в деятельности центральных и местных властей были не только мобилизация и использование имеющихся социальных ресурсов, но их сохранение, воспроизводство и развитие. Властные структуры работали с осознанием своей ответственности за будущее страны.
Состояние объективных социальных ресурсов, а также настроений и ожиданий населения тщательно отслеживалось. Информационно-аналитические механизмы, с помощью которых власть изучала общество, отличались сложностью, перекрещиванием информационных потоков, что повышало надежность и итоговую достоверность получаемых сведений. Огромная нагрузка легла на органы госстатистики. Переписи населения не проводились, но в течение всей войны велся учет основных демографических показателей, жилищного фонда и коммунально-бытовых объектов в городах. Детально обследовались семейные бюджеты. В Челябинской области велись бюджетные разработки по семьям рабочих и служащих промышленности. Банк данных охватывал 136 пунктов, включавших в себя 867 показателей, большинство которых имело еще и внутреннее деление по 2-5 параметрам. Из бюджетной сводки по семьям служащих за январь 1942 г. можно рассчитать, что в структуре домашнего питания данной категории населения 96,2 % составили хлеб, крупы, макароны и картофель, а доля расходов на них равнялась 32,5 % от всех затрат семьи на продовольствие. Потребление некоторых других продуктов и расходы на них составляли, соответственно: молоко - 1,1 % и 12,94 %, мясо - 0,52 % и 24,67 %, жиры - 0,51 % и 22,46 %. По данной сводке прочитывается, к примеру, и уровень рыночных цен. Наиболее высокими они были на сало - 800 руб / кг, сливочное масло - 750, говядину - 250. При этом средняя зарплата обследуемых равнялась 491,69 руб., а весь денежный приход в семье - 1185,26 руб. [2].
Наряду с ЦСУ действовала разветвленная служба ведомственной статистики, ценная информация отражалась в сводных годовых отчетах колхозов, в сводках сельсоветского учета населения, проведенного на начало 1943, 1944 и 1945 гг. Пристальное внимание в годы войны обращалось на такие формы обратной связи с массами, как работа с жалобами, сбор и анализ задаваемых трудящимися вопросов и т. д. Специфические сведения поставлялись органами госбезопасности и партинформаторами. Выявленная по разным каналам информация учитывалась и применялась при выработке и проведении социальных мероприятий.
Военное лихолетье обострило все проблемы в социальной сфере. Дефицит продовольствия, предметов первой необходимости, топлива, жилья, лекарств, изнурительный трудовой ритм, массовые миграции и другие факторы вели к чрезвычайному понижению уровня жизни населения, ослабляли демографический потенциал региона. Это суровая реальность, то, что учеными изучается в контексте высочайшей цены победы. Однако нельзя не видеть того, что в экстремальной обстановке неимоверно тяжелой войны ни одна из выстроенных до войны систем, служивших институтами воспроизводства и развития социальных ресурсов (торговля и снабжение, здравоохранение, народное образование, социальное обеспечение, учреждения культуры), не была заблокирована или разрушена. Более того, каждая из них прирастала новыми звеньями и направлениями работы. Эти весомые результаты социальной политики наглядно подтверждаются данными по системам образования и здравоохранения Южного Урала.
Архивные источники позволяют утверждать, что потребности воюющей страны, заботящейся о своем будущем, диктовали расширение и совершенствование системы общего и профессионального образования, что образовательный потенциал уральского социума в условиях войны имел тенденцию к наращиванию. Не прекратила работу высшая и средняя специальная школа. Прямым упреком современной образовательной политике звучит требование военных лет: «Политически близорук... тот, кто хоть на минуту подумает, что сейчас «не до детей»... Мы должны учить всех детей, и учить хорошо, несмотря на сложности военного времени». Делалось все возможное, чтобы дети школьного возраста проходили обучение. И хотя не удавалось добиться полного выполнения Закона о всеобуче, число детей, не охваченных школой, сокращалось. К примеру, в Чка-ловской области в 1941-1942 учебные годы не посещало школу 40 260 детей, в 194-43 гг. - 15730, в 1943-44 гг. - 11 772, в первом полугодии 194445 гг. - 7 068. В БАССР в 1943-44 гг. всеобуч был выполнен на 97,2 %, в Челябинской области в 1945 г. он достиг 96 % [3]. Примечательно, что при всех трудностях военного времени и сокращении ученического контингента число общеобразовательных школ на Южном Урале выросло, новые школы открывались прежде всего в сельской местности. Наряду с созданием дополнительных школьных площадей широкое распространение получило индивидуальное и групповое обучение детей на дому. В 1943-44 г. в Курганской области таким путем обучалось 2436 школьников. С помощью этой меры удавалось добиться полного охвата детей учебными занятиями. В Актабанской семилетке в помещении школы занималось 139 учеников, а остальные 24 - на дому [4].
Задачей оборонного значения стала ликвидация неграмотности и малограмотности молодежи призывных возрастов. В райцентрах собирались двухнедельные курсы для обучаемого контингента, вдобавок к существовавшим до войны школам взрослых создавались группы и даже отдельные школы для допризывников. Военнообязанные закреплялись за местными учителями. Совместные усилия партийных и советских органов, военкоматов, отделов народного образования давали ощутимые результаты. Так, в 1944 г. в Чкаловской области было обучено 92,5 % неграмотных и малограмотных допризывников. В обстановке войны начала решаться перспективная задача: обеспечить работающей молодежи возможности для продолжения общего образования без отрыва от производства. В 19431944 учебных годах было создано новое звено советской образовательной системы - ШРМ и ШСМ. В 1944-45 учебных годах в вечерних классах и ШСМ Башкирии, Курганской, Свердловской, Чкаловской областей уже обучалось 14,4 тыс. человек [5].
Характер используемой в войне техники предъявил повышенные требования к квалификации работников, выпускающих военную продукцию. Через созданную в 1940 г. систему Гострудрезервов, в которую вошли РУ и ЖУ, школы ФЗО, за период войны на Урале было подготовлено 430-450 тыс. молодых рабочих, в том числе в Челябинской области -110 тыс. [6]. Непосредственно на предприятиях было налажено индивидуальное и бригадное ученичество, курсы техминимума, стахановские и технологические школы, обучение вторым и смежным профессиям. Широкий размах приняла подготовка и переподготовка кадров массовых профессий, механизаторского состава, руководителей хозяйств для аграрной отрасли экономики. В зимние месяцы в деревне работали многочисленные школы, курсы, кружки агрозоотехучебы. Население, сезонно вовлекаемое в аграрное производство, обучалось основам сельскохозяйственного труда по специальной общегосударственной программе. Таким образом, система народного образования на Южном Урале, несмотря на недостатки, объективные и субъективные трудности, действовала с возможной в тех условиях эффективностью, работала на перспективу.
Еще одним ключевым институтом сохранения социальных ресурсов, особым участком социальной политики являлась организация здравоохранения. Факторы военного времени отрицательно сказывались на состоянии здоровья населения Южного Урала, ставили многие демографические группы на грань выживания, обусловливали высокий уровень смертности, особенно в 1942 г. В 1941-1942 гг. резко вырос показатель инфекционной заболеваемости, в частности, сыпным тифом: в Челябинской области он превысил уровень 1940 г. в 22 раза. В Чкаловской области за допущенный рост числа заболеваний был снят с работы зав. облздравотделом. Противоэпидемическая работа стала первостепенной заботой тыловой системы здравоохранения. В 1943 г. удалось снизить напряженность по основным инфекциям: в Башкирии и в Челябинской области коэффициенты заболеваемости брюшным тифом сократились более чем в 2 раза по сравнению с 1942 г., сыпным тифом - в 2,5-3 раза [7]. В то же время архивные данные позволяют установить, что заболеваемость септической ангиной, авитаминозом, дистрофией, туберкулезом и смертность по этим причинам на Урале до 1945 г. имела тенденцию к росту.
В силу прежде всего объективных обстоятельств медицинские работники не смогли полностью выполнить стоявшие перед ними сложнейшие задачи, однако, гражданское здравоохранение на Урале не подверглось демонтажу или заметному ослаблению, было сохранено как система, функционирующая на принципах общедоступности и бесплатности медицинской помощи, значительной профилактической направленности, опоры на общественный санитарный актив. Сеть медицинских учреждений расширилась. На заводах были созданы медико-санитарные части. На селе выросло число больниц, амбулаторных и фельдшерско-акушерских пунктов, появились колхозные сестринские пункты. Сократился радиус обслуживания населения больничной помощью. В районах Челябинской области в 1941 г. он доходил до 60 км, а к 1944 г. уменьшился почти вдвое [8]. Большое значение для улучшения работы лечебных учреждений имела общественная помощь в ремонте помещений, обеспечении топливом, инвентарем, лекарственными травами.
Данные по Южному Уралу показывают, что отставание социально-бытового развития региона - не подлежащая сомнению реальность военного периода, объясняющаяся жесткой необходимостью мобилизации всех сил и средств на военные нужды. В то же время анализ конкретного материала дает основания полагать, что в решении социальных проблем была проявлена оперативность и политическая воля. В чрезвычайной обстановке и зачастую чрезвычайными методами партийно-советская власть выполнила свою основополагающую функцию: мобилизовала социальные ресурсы, организовала общество на отпор врагу и достижение Победы, сохранила и подготовила социальную базу для послевоенного развития страны.
- Подсчитано по: Корнилов, Г. Е. Уральское село и война / Г. Е. Корнилов. -Екатеринбург, 1993. С. 22, 25, 99.
- Подсчитано по: ОГАЧО. Ф. 485. Оп. 15. Д. 63. Л. 323.
- Правда. - 1942, 24 марта; ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 9. Д. 11. Л. 198; Документы мужества и героизма. - Уфа, 1980. - С. 151; Урал. - фронту. - М., 1985. - С. 256.
- ГАРФ. Ф. 2306. Оп. 70. Д. 2966. Л. 3; ГАОПДКО. Ф. 90. Оп. 80. Д. 631. Л. 4.
- Подсчитано по: Ахмадиев, Т. Х. Башкирская АССР в годы Великой Отечественной войны / Т. Х. Ахмадиев. - Уфа, 1984. - С. 153; ГАКО. Ф. 1606. Оп. 1. Д. 3. Л. 1; ГАСО. Ф. 233. Оп. 3. Д. 32. Л. 25; ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 9. Д. 19. Л. 11, 23.
- Васильев, А. Ф. Промышленность Урала в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945 / А. Ф. Васильев. - М., 1982. - С. 59; Якунцов, И. А. Рабочий класс Урала в годы Великой Отечественной войны / И. А. Якунцов. - Иркутск, 1987. -
Источник: Южный Урал в годы Великой Отечественной войны: материалы межвузовской научной конференции, посвященной 65-летию Великой победы / сост. В. С. Толстиков; Челябинская государственная академия культуры и искусств. - Челябинск, 2010. - 267 с. ISBN 978-5-94839-247-9
Автор: Палецких Надежда Петровна - доктор исторических наук, профессор, зав. кафедрой истории Челябинской государственной агроинженерной академии, действительный член академии военно-историческох наук