В изучении художественной культуры Южного Урала – темы, по которой автор ведет исследование на протяжении трех десятилетий, – важное место, в постижении творчества челябинских художников, занимает история Челябинской профессиональной организации художников – Союза художников. Среди множества путей и проблем исследования, в конечном счете, важнейшее значение имеет осознание своеобразия результатов творчества художников, когда-либо входивших в состав этой организации.
Это невозможно сделать без монографического изучения жизни и деятельности каждой творческой личности, оказавшейся в пространстве Южного Урала, оставившей свой вклад и след в истории искусства края.
В этой связи рассмотрим в русле нынешней конференции, как фрагмент общей картины, положение художников в Челябинске в 1940-е – творческих личностей, чья судьба и творчество складывались негладко, проблемно и конфликтно, и, что очевидно, по документам, конфликт этот происходил в конце концов не по причине психологических свойств личности (хотя субъективный фактор никто не станет отрицать), а имел под собой, если вдуматься, объективный характер.
Почему для этой цели избран период 1940-х гг. ? В процессе изучения источников – документов фонда Союза художников Р-802 в Объединенном государственном архиве Челябинской области (далее – ОГАЧО), который содержит 209 дел, выявилось, что наиболее драматичными для судеб художников, входивших в состав Челябинской организации Союза советских художников, были сороковые годы – годы, которые застали организацию в младенческом возрасте (Союз был основан в январе 1936 г. ).
В драматизме бытия челябинских художников есть объективные и субъективные причины. Репрессивный государственный аппарат, который был запущен активно в 1930-е гг., в полной мере обнаружил свое действие в среде челябинских художников именно в 1940-е.
Начало войны окрасило историю Челябинского Союза в кровавые тона – в первые дни войны был арестован, осужден по политическим мотивам и в конце 1941-го расстрелян несомненный творческий лидер художественной среды, яркая личность Николай Афанасьевич Русаков [1]. В 1956 г. «враг народа» Русаков посмертно был реабилитирован. Но в 1940-е этот факт послужил основанием для регулярно приводимого во всех отчетах председателя президиума ЧООССХ А. П. Сабуровым отрицательного оценочного утверждения, что причиной недостаточного творческого уровня челябинских художников является то, что долгие годы на их творчество влиял «формалист Русаков». Можно представить, какой неожиданностью и потрясением для художников явился арест и осуждение художника, чей творческий и личностный уровень и авторитет был несомненно и неизменно высок в течение 1920-х–30-х гг. Эти события, несомненно, нанесли тяжелый урон творческой среде, возможно, они подействовали бы более деморализующе и разрушительно, если бы не начавшаяся война, которая переключила сознание художников на глобальную проблему – угрозу для всей страны. История с Н. А. Русаковым отодвинулась на второй план, лишь председатель упоминал о нем в негативном контексте в официальных отчетах.
В отчетном докладе ЧОССХ за 1947 г. председатель его президиума А. П. Сабуров писал:
«До 1941 г. Челябинский Союз советских художников находился в стадии организационного периода и объединил художников области. Периодические выставки того времени наглядно говорили о недостатках творческой работы, слабом профессиональном уровне и далеко не актуальной тематике произведений местных художников. Причиной этому явились: засоренность СХ случайными людьми в искусстве (Крыжановский, Самохвалов, Корабельников, Казанович), творчески пассивными и профессионально слабыми художниками (Беляева, Шишацкий, Мальцева, Мирошниченко и др. ). Кроме того, долгое время на коллектив челябинских художников имел большое и вредное влияние формалист Русаков.
Открытие в 1940 г. картинной галереи в Челябинске, приезд из Москвы изокритиков А. И. Попова и М. П. Сокольникова, проведение проверки рядов Союза – перерегистрация в 1941 г., критические просмотры работ и занятия студии повышения квалификации в значительной степени помогли Союзу и художникам повысить творческую работу, ее целеустремленность и найти правильный путь движения вперед.
События 1941 г. чрезвычайно тяжело отразились на заметно окрепнувшем коллективе наших художников. Мы потеряли созданную с большими трудностями картинную галерею, а с ней и помещение Союза. Средства на содержание союза также были закрыты. Задачей в то время было поднятие общественной работы художников в области изобразительной наглядной агитации, призывающей к мобилизации всех сил народа на разгром коварного врага и оказание посильной помощи эвакуированным художникам из западных областей Союза» [2].
Состав Челябинского Союза художников претерпел существенные изменения в течение 1940-х гг. Так на 15. 07. 1941 в его составе насчитывалось 32 художника, в течение г. выбыло 15; в 1942 по эвакуации в Челябинскую область прибыло 34 художника, что вместе с местными составило число 51 человек. Далее на учете состояло в 1944 – 35 художников и скульпторов, 1945 – 22, 1946 – 18, 1947 – 23[3].
Причины миграции художников различны. В период Великой Отечественной многие художники ушли на фронт; другие прибыли во время эвакуации (этот вопрос еще мало исследован). По мнению А. П. Сабурова, возглавлявшего в те годы ЧОССХ, эвакуированные художники из западных районов страны значительно повлияли на состояние творчества на Южном Урале, расселившись по области в Челябинске, Троицке, Магнитогорске, Златоусте. Это А. Пруцкий, Л. Малышев, Н. Смоляк, И. Сегаль, В. Шестаков, Э. Халлоп, И. Клигер, М. Лошаков, Т. Максименко и др. Ряд этих художников получили европейское образование и долгие годы жили за границей, в Париже (И. Клигер, М. Лошаков). Вместе с работавшими южноуральскими художниками И. Л. Вандышевым, П. Г. Юдаковым, Д. Ф. Фехнером, Г. Я. Соловьевым, художниками следующего поколения В. Н. Челинцовой, пришедшим с фронта М. И. Ткачевым они составили сильный в творческом отношении коллектив, проявивший себя в годы войны и в послевоенное время. В первые дни войны художники оформляли военкоматы, агитпункты, госпитали, здания, улицы, клубы и заводские корпуса. В тылу их труд был направлен на битву с врагом средствами политически заряженного искусства наглядной агитации: «плакат, Окна ТАСС, массовая картина, портрет, художественный лозунг, боевой листок, гравюра на металле, панно, альбом, открытка и т. д. » [4].
Замечательной стала инициатива челябинских художников выпускать плакаты «Атака» (инициировал искусствовед и журналист, основатель картинной галереи, закрывшейся в начале войны, Л. П. Клевенский) и Окна ТАСС (по инициативе И. Л. Вандышева): Вандышев в Челябинске, Заборский в Троицке, Смоляк и Шатров в Златоусте, Каминский и Авдеев в Магнитогорске по своей инициативе безвозмездно выпустили 107 Окон ТАСС
[5]. Всего челябинскими художниками за годы войны было выпущено в Челябгизе 24 политических плаката тиражом около 155 тыс. экземпляров.
За период с 1941 по май 1945 гг. челябинские художники участвовали в более, чем 20 выставках, при этом большая часть из них проходила на территории Челябинской области. Наиболее значительные: 1941 – «Отечественная война»; 1942 – «Великая Отечественная в здании Малого театра; в Свердловске в 1944 – «Урал – кузница оружия», в которой участвовали южноуральские художники; 1946 – выставка произведений художников периферии в Москве; кроме того, в годы войны состоялись персональные выставки Л. Малышева, М. Иоффе, художников-фронтовиков М. Ткачева и М. Глущенко [6].
Творческий тонус в Союзе поддерживали регулярные творческие отчеты. В оценках товарищей – художников, иногда (после войны) – художников и критиков, приезжавших из Москвы, отчетливо проявлялись идеологические ориентиры, сформировавшие уже к началу 1930-х гг. в виде сталинской модели художественной политики [7].
Рупором новой художественной идеологии в стране стали публикации в созданном в 1930 г. журнале «Искусство», в журнале «Творчество», в газетах Комсомольская правда», «Литературная газета», и особенно массированное наступление на искусство в газете «Правда» 1935–1936 г.. Художественные критики О. Бескин, М. Буш и А. Замошкин и особенно В. Кеменов негативно осмысливали итоги экспериментов левого искусства – авангардных исканий 1910–1920-х гг., объявили неизжитыми пороками в творчестве старших мастеров «рецидивы буржуазного формализма, пассивизма, вульгарного иллюзионизма». Созданный в январе 1936 г. Всесоюзный комитет под руководством Платона Керженцева становится аппаратом жесткого надзора за мировоззрением людей искусства и учреждениями в строгом их соответствии партийности и соцреализму. Самым страшным врагом объявлен и заклеймен формализм в западных, французских истоках, в творчестве, теории и практике отечественного искусства [8]. В стране началась ревизия музейных собраний, были осуждены художники, стоящие вне эстетики АХРР. Так, в 1930-е гг. оформилась репрессивная по существу политика сталинского руководства в искусстве. Режим практически остановил вообще органическую духовно-творческую жизнь личности [9].
В период Великой Отечественной войны искусство, как указывалось выше, служило прежде всего гражданским патриотическим целям. После войны во второй половине 1940-х гг. наметился новый виток пристрастной партийно-идеологической экспертизы в среде людей искусства. В августе-сентябре 1946 г. вышло три известных постановления ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград»»; «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению»; «О кинофильме «Большая жизнь» и постановлении ЦК ВКП(б) от 10. 02. 1948 «Об опере «Великая дружба» В. Мурадели». Литература, музыкальный и драматический театр, кино – виды искусства, которые подверглись внимательному розыску на предмет выявления «формалистов» и «безродных космополитов». Досмотр в художественной среде происходил повсеместно под руководством единого дирижера из центра.
Документы фонда Союза художников в ОГАЧО содержат факты, из которых встает картина охоты за формалистами и «своими зощенками» (выражение И. Л. Вандышева) среди челябинских художников. Из доклада председателя президиума ЧОССХ А. П. Сабурова на специально созванном по данным постановления общем собрании художников 25 сентября 1946 г., посвященном «задачам улучшения работы художников Челябинска», становится ясно, что все челябинские художники так или иначе провинились: уважаемые живописцы и графики Л. Малышев, Г. Соловьев, А. Пруцкий мало риcуют с натуры, а Пруцкий так вообще «раболепно преклоняется» перед художниками буржуазного прошлого Рубенсом и Делакруа. Сабурову, как отмечалось в докладе, надо выбросить из головы импрессионистов (одобряемая в те годы самокритика!), И. Л. Вандышеву – перестать самоповторяться, не уходить в примитив и оставить своего любимого конька – старую Челябу, а начать писать современного человека и его патриотические дела в годы войны и сталинской пятилетки [10].
В результате из обзора в докладе практически не осталось ни одного художника в Союзе и в кооперативном товариществе «Художник», который бы не был не отмечен каким-нибудь проступком или пороком перед советским искусством. М. Иоффе, А. Тарасов, А. Полицинский, А. Крыжановский, Д. Фехнер, П. Юдаков, И. Мочалов, А. Самохвалов, М. Глущенко, И. Ногтев, А. Дергалева, Т. Элленкриг, В. Челинцева – каждому было указано на заблуждения и на путь, по которому надо идти для преодоления отмеченных недостатков. Председатель призвал оправдать звание советского художника, доверие партии и своего народа путем осуждения недостатков, разоблачения проникновения в художественную среду чуждых, аполитичных, пошлых, идейно и художественно слабых влияний [11].
Вторая половина сороковых годов прошлого века в художественной среде Челябинска отмечена острой тенденцией к нивелированию творческой личности, к стиранию индивидуальных устремлений и характерных черт творческой личности в русле некоего стереотипа образа советского художника, модели советского образа жизни и советского образа мысли. Это была массированная атака против «формализма» и инакомыслия в отечественном искусстве, имевшая продолжение и в челябинской художественной среде в начале 1960-х гг. Мировоззрению и творчеству художника самой природой его деятельности и образа существования в мире присуща свобода выбора и критического взгляда на вещи. Вот почему в искусстве второй половины 1940-х гг. ни в целом Советском Союзе, ни в Челябинске, мы не видим ярких творческих достижений. И причина не только в тяжести времени разрухи и испытаний послевоенного периода. Семантика смысла происходившего в те годы открывается через интерпретацию В. И. Даля: «Лицо человека – представитель высших духовных даров; личность – лицо самостоятельное, отдельное существо, а также состояние личного. Обезличить – устранить или скрыть всякую личность, лицо; придать лицу общее значение, лишая его самочества, личности» [12].
- Трифонова Г. Николай Русаков. 1888–1941. Жизнь и творчество. «…Я смотрел зачарованным глазом…». / Г. Трифонова. – Челябинск: ЧОКГ, 2004. – 160 с: ил.
- ОГАЧО. Р-802, оп. 1, ед. хр. 9, л. 3–4.
- Там же, л. 5.
- Там же, л. 13.
- ОГАЧО. Р-802, оп. 1, ед. хр. 9, л. . 40.
- См. Годовой отчет о работе ЧОССХ за 1945. ОГАЧО Р-802, оп. 1, ед хр. 7, л. 153; 1. Годовой отчет о работе ЧОССХ за 1946. ОГАЧО Р-802, оп. 1, ед хр. 8, л. 45; Годовые отчеты за 1947, 1948, 1949 гг. ОГАЧО Р-802, оп. 1, ед. хр. 9, лл. 11–13.
- Морозов А. И. Конец утопии. Из истории искусства СССР в 1930-х гг. / А. И. Морозов. – М.:Галарт, 1995.- 223 с.
- Кеменов В. С. Против формализма и натурализма в искусстве: сб. статей / В. С. Кеменов. – М.,1937.
- Морозов А. И. Указ. соч., с. 13.
- ОГАЧО Р-802, оп. 1, ед хр. 8, л. 14–29.
- Там же, л. 24.
- Толковый словарь живаго великорускаго языка Владимира Даля. Изд. Книгопродавца-типографа М. О. Вольфа, С. –Пб, М. – 1881. Т. 2. / Репринт. – М.: Русский язык, 1978. – С. 258, 576.
Источник: Южный Урал в годы Великой Отечественной войны: материалы межвузовской научной конференции, посвященной 65-летию Великой победы / сост. В. С. Толстиков; Челябинская государственная академия культуры и искусств. - Челябинск, 2010. - 267 с. ISBN 978-5-94839-247-9
Автор: Трифонова Галина Семеновна – кандидат исторических наук, доцент Южно-Уральского государственного университета