Среди средневековых памятников горного Кавказа хорошо известен особый круг сооружений, характеризующийся строительными приемами, архаическими по отношению к «классической» архитектуре. Сюда входят как жилые и оборонительные постройки, так культовые и погребальные. Весьма специфический элемент, характерный для сооружений указанного типа и придающий им довольно экзотичный вид - это ступенчатое «ложносводчатое» перекрытие. До сих пор по подобным памятникам отсутствует качественный обобщающий труд. В настоящее время сбор материалов по этой теме затрудняется рядом сложностей, во многом связанных с тем, что ареал распространения указанных построек захватывает ныне политически нестабильную территорию конфликтующих государств. Имеющиеся на данный момент работы, посвященные «горским» памятникам, обычно ограничены этнической принадлежностью населения, хотя в средневековье таковая не играла столь существенной роли. Надо отметить и неодинаковый уровень изученности ареала. Так, например, до сих пор почти «глухой», но, как кажется, перспективной зоной представляется территория современной Балкарии, которая, судя по ряду публикаций, была столь же богата архитектурными памятниками (в том числе и христианскими), как и более восточные области[1]. Важно отметить, что там прослежены довольно ранние аналогии со Сванетией.
Сложность еще и в том, что, в отличие от «классических» памятников (многие из которых точно атрибутируются благодаря большому числу датированных параллелей в зодчестве Грузии, Армении, Малой Азии и т.п.), среди «горских» построек подобных «реперов» практически нет. Исключение составляют единичные сооружения, время строительства которых определяется благодаря «нетиповым» деталям - фрескам, декоративным деталям и т.п. Прежде всего, это знаменитая «Нузальская часовня», относящаяся к XIV в. - но этот памятник во многом выходит из общего ряда и, как кажется, не имеет близких аналогов в непосредственном окружении. К сравнительно узкому периоду (поздний - XVI-XVII вв.) можно отнести святилище Делите около селения Карт в Ингушетии. Большинство же подобных построек датировано абстрактно «поздним средневековьем», причем иногда в работах разных исследователей время возведения для одного и того же памятника «плавает» в пределах нескольких столетий.
Недавно в ходе исследований, проводимых Северо-Кавказской археологической экспедицией Государственного Исторического музея, была уточнена атрибуция и датировка еще одной постройки этой группы, позволяющая сделать ряд более широких заключений. Это сооружение, известное под названием Сатайи-Обау, находится в Дигорском ущелье (западная часть Осетии), на территории «города мертвых» между селами Лезгор и Донифарс. Данные об этом памятнике содержатся в работах Г.Кокиева, В.Тменова, В.Басилова и В.Кобычева, М.Мужухоева и В.Кузнецова[2]. Кроме того, ряд выводов и наблюдений, сделанных еще до завершения его обследования, был опубликован мною в материалах XXV Крупновских чтений.
«Сатайи Обау» - это маленькая зальная церковь, перекрытая ложным сводом. Внутри простенком с высокой аркой стрельчатой формы с горизонтальной «полочкой» постройка разделена на «наос» и алтарь. В западной стене имеется входной проем, похожий на лазы в склепы, но значительно крупнее их (около 1 м высотой). Алтарная часть освещается небольшим окном. Интересно, что над входом со стороны интерьера был вставлен сосуд-голосник, от которого сохранился четкий отпечаток. Снаружи на боковых наклонных фасадах храм имеет по три горизонтальные полочки, роднящие его с прочими «горскими» храмами и погребальными сооружениям. Но по общей форме завершения Сатайи-Обау несколько отличается от последних - кровля храма была горизонтальной и, возможно, покрытой плоскими плитами. Памятник завершался коньком, на восточном конце которого выбит четырехконечный крест.
Функциональная принадлежность этой постройки была под вопросом до тех пор, пока под земляным полом наоса не были открыты три погребения в каменных ящиках - два мужских и одно женское, причем сходство найденных в них предметов указывает на близость их по времени. Погребения совершены головами на запад - то есть «по-христиански», но при этом некоторые детали обряда (например, наличие в ящиках угля) говорят об активном проникновении в него местных (не сугубо дигорских, а вообще характерных для Северного Кавказа) обычаев. От одежды женщины сохранились, среди прочего, фрагменты ткани с орнаментом, имеющим абсолютную аналогию в Белореченских курганах. В одном из мужских погребений (видимо, самом позднем) найдены фрагменты орнаментированного сосуда из бесцветного стекла, имеющего практически прямой аналог в тех же Белореченских курганах и очень близкий - в дигорском селении Махческ, недалеко отсюда. Считается, что эти сосуды происходят из Мурано (около Венеции), хотя есть гипотеза М. Г. Крамаровского, что их изготовляли в итальянских колониях в Северном Причерноморье[3]. Форма пуговиц из открытых нами погребений также имеет ближайшие параллели в Белоречье и в так называемых «кабардинских» курганах. Таким образом, точно определяется культурное окружение, в котором эти захоронения совершались. Указанные аналогии датируются вкупе XIV-XVI вв., но венецианские сосуды такого типа в настоящее время относят к концу XV - раннему XVI вв. Поскольку итальянские колонии в Причерноморье прекратили свое существование в 1475 г., есть все основания считать время совершения погребений близким к этой дате. В принципе, нельзя уверенно судить о дате постройки храма по находящимся в нем могилам, но в данном случае, по всей видимости, мы имеем дело с церковью, специально построенной в качестве семейной усыпальницы, причем, возможно, когда одно из захоронений уже существовало. Таким образом, достаточно уверенно можно отнести храм к середине - второй половине XV в. Богатый (сравнительно) инвентарь погребений и сам храм - свидетельство того, что его владельцы принадлежали к местной социальной верхушке, имевшей средства на покупку «престижных» вещей и постройку усыпальницы. Часть этих вещей изготавливалась, видимо, в каких-то предкавказских центрах, возможно, в районе Белоречья, где в то время существовало крупное и богатое поселение. Ряд же предметов из указанных могил является импортом, попадавшим сюда через причерноморские генуэзские колонии. Существенно, что по легенде Сатайи-Обау является местом погребения родоначальника ведущей лезгорской фамилии. Этой персоной можно считать одного из погребенных в храме, второе же мужское захоронение принадлежит, вероятно, его сыну.
С нашим памятником перекликаются многие постройки Осетии, Ингушетии, Балкарии и горной Грузии, но прямые аналогии ему существуют только в Дигорском ущелье - это Авд-дзуар в Галиате и храм в Фараската. Сходство у них в некоторых деталях настолько «интимное», что можно предполагать работу одной артели. Например, во всех трех сооружениях одинаковая, весьма своеобразная «алтарная преграда» перевязана со стенами только в районе свода (и, видимо, что прослежено у Сатайи-Обау - по фундаменту). Есть веские основания считать галиатский и фара-скатский храмы также усыпальницами. За основу формы всех трех дигорских храмов взята зальная церковь южнокавказского «извода» с невыраженной апсидой, но сами эти памятники, несомненно, были возведены местными строителями и принадлежат местной, сугубо локальной культурной традиции.
XV век - это время заметного ослабления «культуртрегерской» роли Грузии (и Византии) на Северном Кавказе, когда за неимением образованного духовенства происходит усиление «народных» религиозных традиций, что часто именуется «религиозным синкретизмом» или просто «язычеством». В рамках традиционного для византийского мира строительства храма-усыпальницы, являвшегося, между прочим, частной собственностью, складывается местный северокавказский тип мавзолея, причем начало этого процесса прослеживается еще в XIV в. (погребальный храм в Нузале). И.Мизиев обращал внимание на то, что в Балкарии и Карачае надземные склепы (которых там немного, и все они позднего времени) возникают как усыпальницы местных владетелей[4]. Вполне вероятно, что по всему горному Кавказу в генезисе надземных склепов погребальные храмы горской «аристократии» типа «Нузальской часовни» и Сатайи-Обау сыграли не последнюю роль.
[1] См. напр.: Иессен А. А. Археологические памятники Кабардино-Балкарии // Материалы и исследования по археологии СССР. № 3. М.-Л., 1941; Акритас П.Г. Археологическое исследование Чегемского ущелья в 1959 году // Сборник статей по истории Кабардино-Балкарии. Вып. IX; Алексеева Е.П. Археологические раскопки в районе села Верхний Чегем в 1959 г. // Сборник статей по истории Кабардино-Балкарии. Вып. IX; Мизиев И.М. Средневековые башни и склепы Бал-карии и Карачая. Нальчик, 1970; Чеченов И.И. Древности Кабардино-Балкарии (материалы к археологической карте). Нальчик, 1969; Кузнецов В.А. Зодчество феодальной Алании. Орджоникидзе, 1977; Лавров Л.И. Альбом и макеты Д.А. Вырубова по этнографии и археологии Кабардино-Балкарии // Балкария. Страницы прошлого. Вып. II. Нальчик, 2005; Батчаев В.М. Балкария в XV- начале XIX вв. М., 2006. Там же см. ссылки и на другие работы
[2] Кокиев Г. Склеповые сооружения Горной Осетии. (Историко-этнологический очерк). Владикавказ, 1928, сс. 17-19, рис. 28; Тменов В.Х. Средневековые историко-архитектурные памятники Северной Осетии. Орджоникидзе. 1984, сс. 255, 316-317; Он же. Зодчество средневековой Осетии. Владикавказ, 1996, сс. 164-166, 414, рис. 61 (5-8); Кузнецов В.А. Зодчество феодальной Алании. Орджоникидзе, 1977, сс. 154-155; рис. 28 (2), 29 (4-5); Мужухоев М.Б. Средневековые культовые памятники Центрального Кавказа. Грозный, 1989, сс. 46-48; рис. 42; Кобычев В.П. Храмов древние стены... // СЭ. 1977, №. 4. С. 148-150; Басилов В.Н., Кобычев В.П. Николайи кувд (осетинское празднество в честь патрона селения) // Кавказский этнографический сборник. Вып. VI. М., 1976, сс. 147-148.
[3] Крамаровский М.Г. Кавказские находки итальянского стекла (к характеристике торгового пути «Венетто, Лигурия -Крым - Северный Кавказ» в XV в.) / Тезисы XV Крупновских чтений // Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Вып. VIII. Крупновские чтения. 1971-2006. М., 2008, с. 421.
[4]Мизиев И.М. Указ. соч., с. 76
Автор: Белецкий Д. Россия