- А где мы в Челябе остановимся? - спрашивал я своего кучера Андроныча, когда сквозь мягкую мглу летней ночи глянули на нас первые огоньки городского предместья.
- Да сколько угодно местов,- уверенно ответил Андроныч.- Прежде-то я
на постоялом у Спирьки останавливался, а то еще старуха Криворотиха
принимает приезжих. Я эту самую Челябу, может, разов с десять проехал.
- Поезжай, где лучше. А то нет ли гостиницы или номеров?
- Ну насчет проезжающих номеров шабаш: и в заведении этого нет. У знакомых больше останавливаются... В лучшем виде к Спирьке на постоялый подкатим.
Вообще мы въехали в Челябинск с большим шиком, как, вероятно, ездит юлько местное начальство. Маленький степной городок уже спал, несмотря на то, что было ровно десять часов. Мы промчались по одной улице, повернули в какой-то переулок и вдруг остановились на какой-то площади...
- Ну, куда теперь? - спрашивал я.
- А вот тут и есть, у самого базара, - неохотно ответил Андроныч. -
Переулок будет сейчас направо, тут и Спирька.
Не доезжая переулка, я заметил на воротах вывеску "Постоялый двор" и велел остановиться. Вылезши из экипажа, я подошел к запертым воротам и принялся стучать в них. Где-то брехнула собака и смолкла. На улицу рядом с воротами выходил какой-то флигилек, но, очевидно, он пустовал. Главное жилье стояло где-то в глубине двора. Я стучал битых минут десять и не добился ничего.
На улице и по тракту стояла пыль столбом, а во дворе была такая грязь, точно мы заехали в болото. Даже лошади остановились, увязнув по колено в навозе.
- Куда это ты меня завез? - накинулся я на Андроныча. - И лошадей утопил, и экипаж не вытащить...
- Да они, подлецы, сроду не чистили двора-то! - ругался в свою очередь обозлившийся Андроныч. - Прямо, как помойная яма...
Он сдернул с крыши громадного навеса драницу и бросил ее мне, чтобы перейти от засевшего в навозе экипажа в избу. Воздух был невозможный. Я кое-как перебрался на крылечко и вошел в низкую избу, такую грязную, что страшно было сесть на лавку. Старуха сидела у окна и дремала. Оплывшая сальная свечка горела около нее в облепленном разной гадостью железном подсвечнике. Я с тоской оглядел всю избу, напрасно отыскивая уголок, где можно было бы прилечь.
- А я думала, обоз пришел, - ворчала старуха.
- Так ведь ты видела, бабушка, что не обоз, так о чем тут разговаривать.
Нельзя ли самоварчик...
- Ну вот, ставь еще самовар вам... Ежели бы обоз... беспокоят добрых людей... Обозные-то сколько одного сена возьмут, овса, а то один самовар...
- Не буду же я есть сено для твоего удовольствия!..
Пока мы так пререкались со старухой, в дверях показался Андроныч, и я опять накинулся на него.
- Куда ты меня завез, Андроныч?.. Разве можно ночевать в такой
помойной яме?
- И ступайте с богом, откудова приехали.., - ворчала старуха. -
Самовар еще ставь... Спирьку спрашивают, а Спирька три года как помер.
Оставив Андроныча ругаться со старухой, я отправился разыскивать квартиру. О тротуарах, конечно, не было помину, и, чтобы не сломать шею, я отправился срединой улицы. Но и тут приходилось постоянно натыкаться на какие-то камни, точно их подкидывала мне под ноги какая-то невидимая рука. Раза два я делал отчаянные курбеты, как лошадь на скачках с препятствиями. Как на грех, ночь была темная, а фонарей не полагалось, как и тротуаров. Я брел по улице буквально ощупью, высоко поднимая ноги и ощупывая каждый раз место, на которое ставил ногу. Как ездят по такой проклятой дороге? В душе у меня закипело озлобление. Вот уже целый час потерял... Точно в ответ на мои мысли, в десяти шагах от меня тонко зазвенела чугунная доска ночного сторожа. Это был спасительный, братский призыв погибающему...
- Эй, сторож, где ты? - обратился я к окружающей тьме.
- Я здесь, - ответил невидимый голос совсем близко.
- Вот что, голубчик, где найти квартиру, - взмолился я. - Мне только
лошадей поставить, а спать я буду в экипаже...
- Да вот сейчас... V Перфенаго постоялый двор вот за углом.
Афоня оказался очень сговорчивым мужчиной и сам вышел отворить мне ворота. Это был среднего роста плечистый мужик с окладистой русой бородой и удивительно добродушным русским лицом. Он осмотрел меня и проговорил:
- Давно бы вам ко мне приехать... Места на двести возов хватит.
Самоварчик прикажете соорудить?
- Пожалуйста...
Напиться чаю с дороги - это удовольствие понятно только для людей, которым приходится делать тысячи верст на лошадях. Но и это невинное удовольствие для меня было отравлено мухами, которых оказались целые полчища, как только внесли огонь. Они самым нахальным образом облепили стол, хлеб, сахар, кринку с молоком, лезли в рот, попадали в горячий чай, и вообще получался какой-то мушиный шабаш. Пока несешь стакан с чаем, в него мухи валилсь буквально десятками... Никогда ни раньше, ни после я не видел ничего подобного и выразил невольное удивление незлобию Афони, который мог жить в таком улье.
- Вы оы их истребили чем-нибудь, - посоветовал я.
- Пробовал изводить, да не помогает, - ответил Афоня. - Вот зима придет, так и мухам конец.
Оставаться спать во флигеле было нечего и думать. Я отправился в свой дорожный тарантас. После всех тревог /этого испорченного вечера так приятно было отдохнуть. Небо на востоке уже светлело. Ночной холодок заставлял так сладко вздрагивать и еще крепче кутаться в дорожное одеяло. Где-то далеко пробило два часа, а на улицах зазвонили чугунные доски. Я заснул сейчас же настоящим челябинским мертвым сном. Но не больше как через час был разбужен Андронычем, который застучал дверью.
- Ты это что?
- Да вот в горнице лег спать... ну, только и Афоня настоящее муравьище развел у себя - и клопы, и блохи, и тараканы, и мухи. Точно в крапиве проснулся...
Андроныч неистово чесался, дергал головой и обругал еще раз всю Челябу.