До сих мор мы знали крупные, громкие имена художников, классиков-зачинателей советского искусства. Пришло время вглядеться в художественный фон эпохи.
Художественная среда Челябинска рождалась в гуще творческого общения, выставок, самим творчеством первых профессиональных мастеров, создателей Челябинской организации Союза художников СССР в 1936 году. Мне представляется, что при всем многообразии талантов "стариков" две полярно противоположные фигуры определили первый, самый ранний этап художественной жизни Челябинска в советское время в 20-30-х гг. - это Николай Афанасьевич Русаков, выпускник Казанской художественной школы и Московского училища живописи, ваяния и зодчества, художник европейской культуры, открытый и Востоку, и Западу в своем творчестве, остросовременно чувствующий и мыслящий. В 40-50 гг. - Игнатий Лукич Вандышев, художник самоучка, в зрелые годы соприкоснувшийся с профессиональной школой и укрепившийся, благодаря учению, как крестьянский художник, впитавший в себя русскую живописную культуру, крестьянин не только по происхождению, но и по мировоззрению, и в творчестве.
А начиналась эта многотрудная жизнь на хуторе Вандышево, в семи километрах от станицы Уйской, приписанной к Оренбургскому казачьему войску. Игнатий Лукич Вандышев родился 29 января 1891 года в семье казака-хлебороба. Здесь обширные долины пересечены невысокими холмами, а вдалеке на горизонте просматривается цепь голубоватых предгорий. На берегу пруда, засаженного когда-то хуторянином дедушкой Кашигиным тополями, стоит все еще дом, построенный Игнатием Лукичем, когда он обзавелся семьей. И Кашигин сад, и сам дворик, и пруд, и окрестности хутора всю первую половину его жизни были мотивами его рисунков и этюдов маслом. В окрестностях хутора сохранились живые свидетели памяти о художнике: борок, в котором он любил рисовать, камень, на котором в 1909 году он оставил свое имя. Живая память о чудаке-художнике живет среди односельчан. Древние старухи и старики — модели молодого художника, сами тогда были ребятишками и помнят односельчанина-художника. Во многих деревенских избах бережно хранятся рисунки карандашом - портреты, подаренные после сеансов в наезды Вандышевым уже в зрелые его годы. Живет на бывшем хуторе память о художнике-крестьянине, который даже во время пахоты мог оставить лошадь с плугом на полосе и, обо всем забыв, переносить в свой походный альбомчик безудержную майскую цветь. Простор полей, полуказачий-полукрестьянский быт, казачьи песни — все питало и растило художника. А люди? "Люди помогали мало, потому что не понимали. Любовь моя к изобразительному искусству была страстная с малых лет, но поддержки со стороны родственников не имел, наоборот, часто надо мной смеялись, издевались и ругали (...)", - пишет позже художник в своей автобиографии.
Без среды, без малейшего сочувствия трудно было не сломиться. И поддержка пришла. Будущий художник нашел ее в ответах, пусть очень скудных, на свои письма, и строгом, но все же внимании академического профессора Н. С. Самокиша. Увидев его фото с учениками на страницах "Огонька" за 1912 год, Виндышев в этом же 1912-м послал ему письмо, потом - свои рисунки на консультацию. Писем-ответов Самокиша было пять, все они пронумерованы рукой Вандышева и тщательно сохранены. Ни в Академию, ни в художественную школу Оренбурга, Екатеринбурга поступить не позволили ни уровень образования, ни материальное положение. Но, по совету Самокиша, он много рисует ежедневно. В карманные альбомчики "срисовывает" контурной линией карандашом или пером пейзажи родного хутора, деревья и речку, хуторян, предметы, которые окружают его в быту. Рисунок идет пока еще "слепо".
Дальше - первая империалистическая война, на фронт в Галицию Вандышев отправляется в качестве писаря 10-го казачьего полка Оренбургского казачьего войска. В каталоге выставки трех старейших художников, состоявшейся в Челябинске в 1958 • 1959 годах (на ней участвовал и Вандышев), искусствовед Л. П. Клевенский писал, что он был участником Брусиловского прорыва. Но и на фронте Вандышев много рисует. Здесь родились рисунки на "открытых письмах" - серия жанровых набросков с натуры однополчан под общим названием "Типы 10-го полка", скрупулезно-этнографические рисунки, запечатлевающие бытовые предметы, интерьеры жилищ Молдавии, Галиции, Румынии, представителей разных национальностей в народных костюмах, рисунки серии "Типы Волынской губернии". Рисунки эти, сделанные на почтовых карточках "солдатское письмо", с домашним адресом "Хутор Вандышево", часто сопровождались самой краткой надписью: "Жив, здоров, шлю привет. Прошу хранить на память". Рисунки чаще всего на фронтовые сюжеты: пейзажи местности, где стоит полк, проходит линия укреплений; часовой на позиции лунной ночью; обстрел аэропланов. То, скучая по дому, казак Вандышев набрасывает домашний двор, лошаденку ("изобразил нашу лошадь") . Некоторые рисунки сделаны на разграфленных бланках телефонограмм, фиолетовым или графитным карандашом, пером, чернилами или тушью, а то и цветными карандашами.
В Омске Вандышеву уже не пришлось участвовать в боях. Позднее, в автобиографии 1936 года при вступлении в Союз художников он с восторгом писал о том, что "здесь впервые встретил настоящих художников и стал под их руководством заниматься (...) В 1920-1921 годах я впервые в жизни нашел счастье на стороне Советов учиться художеству. Занимался в красноармейской студии в Омске, потом помогал организовывать художественную школу имени Врубеля, а когда ее организовали, учился в ней год, и, несмотря на свои двадцать семь лет, чувствовал себя юношей".
Едва оставшийся в живых, он был счастлив, что может заниматься, наконец, тем, что было в нем сильнее всего - искусством. Ведь недаром, мучимый допросами колчаковцев, пытками за побеги, в тифе во время отступления он бредил: "...хоть бы остаться живому, чтобы что-то создать. Едва оправившись от болезни, я грязью расписывал стены хаты", - писал художник в одной из своих автобиографий.
Весной 1921 года начался голод, и Вандышев, демобилизовавшись, по его словам, "решил ехать к семье, которая меня не считала живым".
Начинается новый этап жизни Вандышева: работа на земле, собственно хлеборобское дело, крестьянское, рисует в свободное время. Начиная с 1925 года, налаживает связь с окружной Троицкой газетой "Вперед", куда шлет свои рисунки-карикатуры, часто сопровождаемые собственным текстом, а с конца 1926 года его рисунки регулярно помещает на своих страницах областная "Крестьянская газета", издававшаяся в Свердловске. Темы карикатур: труд и быт крестьянина, сдача хлеба, заготовка кормов, сев и уборка урожая, о Советах и новом в жизни крестьянина. Характер рисунков агитационный, сатирический, много простодушного крестьянского юмора.
Вот типичный текст под карикатурой плотной контурной линией, изображающей утепление коровника, вырывающей из белого пространства листа объемы человеческих фигур и животных на фоне темного, обозначенного сплошным пятном пространства интерьера (все это - типичные для карикатуры двадцатых годов средства выразительности):
Надо бросить скот морозить. А где ветер будет выть, Щели паклею забить. Хочешь есть блины на масле, Смастери для корма ясли. Дачки в грязь не попадут, Ясли много сберегут.
Работа в газете очень обогатила художника Вандышева. Она обострила в художнике чувство злободневности и актуальности, проявившееся еще во фронтовых рисунках. Эта работа пригодилась ему в будущем как живописцу - автору картин на современные темы. Видимо, он любил эту работу в газете, в 1934 году приехал в Челябинск и работал в редакции "Челябинский рабочий" как художник газеты. А с первых дней Великой Отечественной войны создавал плакаты политической сатиры: "После атаки дивизии мертвоголовых", "Гитлер зверь", "Тришка Гитлеришка (по Крылову) " и другие.
Но самое главное во всей этой работе то, что газета помогла Вандышеву выйти на собственную дорогу в искусстве. Ведь в период 1921-1927 годов он делал много рисунков и работ маслом, в которых отчетливо просматриваются его талант живописца и жанровая направленность, стремление выйти к картине на современную тему, в которой тесно переплетаются уходящее и новое. Совершенно пленяют его миниатюрные живописные работы на фанере и картоне "Семья казака", "На базаре". В них предчувствуется расцвет таланта Вандышева-живописца два десятилетия спустя, в сороковые годы и пятидесятые, когда будут созданы главные произведения, посвященные прошлому города, города, в котором он поселится в 1934 году и станет его художественным летописцем.
Но в двадцатые годы художник испытал большие трудности в определении своего дальнейшего пути. Редакция "Крестьянской газеты", организовавшая в мае 1927 года в Доме Октябрьской революции в Свердловске выставку крестьянских художников-самоучек, сразу выделила среди них И. Л. Виндышеви. Работы его: рисунки, скульптура, живопись - были отправлены в Москву и в ноябре этого же года показаны на выставке в Доме Печати, посвященной творчеству деревенских художников.
Отзывы и рецензии на выставку поместили газеты "Беднота", "Рабочая Москва", "Известия", "Вечерняя Москва", "Наша газета"; журналы "Экран",
"Помощь самообразованию", ""Журналист", "Красноармеец", "Жернов", "На смену" поместили фоторепродукции выставленных работ, причем, в каждой публикации из названных изданий периодической печати упоминались, комментировались или воспроизводились работы И. Вандышева.
Когда экспонировалась выставка в Доме Печати, Вандышев был уже студентом рабфака Вхутемаса-Вхутеина. Для того, чтобы он получил такую возможность, "Крестьянская газета" в лице его корреспондента А. Шубина хлопотала за него перед Наркомпросом и А. В. Луначарским.
В автобиографии 1936 года Игнатий Лукич писал: "(...) Москва ошеломила меня своей кипучей жизнью. Я едва научился ходить по улицам(...) Рабфак я закончил за два года (4 курса - Г. Т.) и поступил практикантом во Вхутеин, где проработал один год на втором курсе. Силы мои что-то стали мне изменять)...) Вхутеин реорганизовался, живописный факультет перевели в Ленинград)...) и я уехал на Урал восвояси".
В Москву Вандышев приехал пейзажистом сельской природы и крестьянским бытописателем. Возвращался на родину с папкой работ, где, помимо уличных городских типов, были и пейзажи московских улиц и двориков. Увозил на картоне и в душе незабвенную Мясницкую, которую так любили писать художники; память о Третьяковке и Музее нового западного искусства, о лекциях Н. М. Тарабукина о композиции, форме и ее построении в художественном произведении, о теории и истории искусства. Увозил отзыв руководителя курса во Вхутеине: "Практикант-студент Вандышев Игнатий Лукич занимался под моим руководством в 1929-1930 учебном году на II курсе монументально-станкового отделения по практическим дисциплинам (композиция, живопись, рисунок), в чем оказал большие способности и весьма серьезное отношение к работе.
Руководитель и заведующий станковым отделением Павел Суриков". Итак, соприкоснувшись с высокой профессиональной культурой, прожив три года в гуще столичной художественной жизни конца двадцатых годов, не окончив образования, Вандышев возвращается на Урал.
Трагизм судьбы Вандышева в том, что слишком продолжительным, как ясно, не по его вине, было время подступа к главному, к тому, к чему он стремился в своей творческой жизни. Трагизм в том, что наиболее активные в творчестве годы совпали с преклонным возрастом, когда физических сил и здоровья на воплощение замыслов оставалось все меньше, да и отсутствие полноты и стабильности художественного образования, школы сказывались всю жизнь. "Я как путник запоздалый", - скажет он о себе.
Цикл созданных рисунков и картин о прошлом и настоящем Челябинска Л.И.Вандышев мечтал обьединить в одном издании и посвятить городу, в котором развернулся в полной мере его талант.