Феминное и маскулинное в социокультурной традиции праздничной культуры

Социум, имманентно выстроенный вдоль вертикальной оси власти, конституирует иерархическую вертикаль, на основе которой возникают социальные институты и выстраиваются межличностные, межгрупповые и т. п. отношения.

Одновременно процессы, связанные с властью и управлением, будь то регуляция социальной структуры, религиозные воззрения или иерархия власти, замыкаются на фигуре маскулиноида (мужчины, патера, верховно­го божества, Демиурга - созидающего, творческого начала). Доминирую­щий Логос (как Истина и Разум) через подавление феминности обусловил маскулинную ментальность [4]. Андроархическое, мужевластвующее на­чало сформировалось в устойчивую доминанту, явившись основой миро­вых религий, культуры, науки и бытового мировоззрения.

Гендерные представления и отношения, исторически утвердившиеся в социокультурном контексте цивилизационно развитой культуры, сфор­мировавшиеся по принципу иерархического гендерного дуализма, непо­средственно детерминированы андроархическим началом, когда мир вос­принимается как оппозиция двух неоднозначных величин, находящихся в отношении постоянного, непрерывно продолжающегося конфликта; и идентификация «мужского» в этом контексте однозначно обусловливается противопоставлением «женскому». На протяжении всей истории человече­ства эта иерархия, воспроизводя гендерные модели и формируя гендерную идентичность, оставалась самой прочной из всех иерархических систем.

Акцентирование половых различий, противоречие женского и муж­ского начал, традиционно закрепленных в культуре, составляли аксиосферу соотношения мужского и женского, которая аккумулировала идеально-типические поведенческие стереотипы. Базовые ценности мужского и женского представляли для общества принципиальную значимость и были мифологизированы.

В социальном и культурно-символическом аспектах пола (в отличие от биологического) содержались ценностные ориентации и установки, сформированные таким образом, что все, определяемое как мужское или отождествляемое с ним, считалось позитивным, значимым и доминирую­щим, а определяемое как женское - негативным или вторичным и субор­динируемым.

Пол становится культурной метафорой, которая «...передает отноше­ние между духом и природой. Дух - мужчина, природа - женщина... При­равнивание человека к познающему духу в его мужском воплощении, а природы к женщине с ее подчиненным положением было и остается не­прерывной темой культуры» [1, с. 9].

Метафора пола воплощает роль культурного символа и несет функ­цию культурно-формирующего фактора. Гендерная асимметрия фигуриру­ет как один из основных факторов формирования культурной традиции, в которой мужчина и женщина воспринимаются и описываются как посто­янная оппозиция с характерными четкими функциональными разграниче­ниями полов, доводящимися в некоторых случаях до бескомпромиссного дуализма в рамках жесткой иерархической модели.

В процессе изучения политеистических и монотеистических культур мы можем высказать предположение о несоответствии и противоречии между генетически заложенным в культуре соотношением женского и мужского гендера и его исторической динамикой. Анализ мифологической системы позволяет нам сделать вывод о том, что в основе соотношения мужское/женское заложено органическое, гармоническое равновесие, своеобразное единение, что отражено в мифологических образах. Одним из таких воплощений является образ андрогина и обрядовые травестийные переходы «из одного пола в другой». В славянском языческом мифопоэтическом мышлении дальность мужского и женского как метафора пола, отражает двуединую природу вещей, не исключая их оценочных характе­ристик, как то: жизнь и смерть, свет и тьма и пр. Но наравне с этим наблю­дается бинарное единство мужского и женского в их равновесии и гармо­нии как условии существования целого.

Однако реальные процессы развития истории запускают механизм трансформации этого соотношения, что выражено в нарастании андроар-хического начала во всех сферах жизнедеятельности. Такая жесткая диф­ференциация по принципу мужской/женский, доведенная в некоторых случаях до конфликтности, находит отражение в мифологическом созна­нии и закрепляется в традиции. На мифологическом уровне это выражено в доминировании небесного верховного божества-творца, воплощенного в мужском обличии, отводящего женским образам второстепенные роли жен/сестер, и в многочисленных сюжетах, запечатлевающих непримири­мую борьбу мужского и женского начала (таковы, например, сюжеты о во­инствующих скандинавских валькириях или индийской богине Кали, тако­вы греческие, аккадские героические мифы и т. д.).

Но если язычество оставляет еще место феминному началу, то веду­щие монотеистические культуры довольно быстро ниспровергают женское до уровня демонического, сущностно греховного, параллельно сводя до минимума женские культы и упраздняя женское жречество. Мы можем со­гласиться с высказыванием профессора А. Г. Дугина о том, что «на этом эта­пе маскулиноидность понимается как стихия, пронизывающая общество, природу, религию вертикалью молнии. Маскулиноид мыслится как вселен­ская сила, как божество, как основа социальности и религиозности» [2].

Иерархическая бескомпромиссная гендерная поляризация вносит дисбаланс мужского и женского в различные сферы социокультурной практики: доминирование мужского гендера в общественной жизни, ми­нимальное участие женщин в событийной истории и их правовое ограни­чение, различного рода табуированность, распространенная практика раз­личных ритуальных очищений и пр.

Исторически неизбежно возникающий дисбаланс диспозиций муж­ское/женское естественным образом порождает стремление компенсиро­вать или смягчить противоречивость этих оппозиций. Поскольку безус­ловные социокультурные реалии представляют для этого недостаточные возможности, культура находит выход в пространстве других явлений, связанных с образно-игровым началом, наиболее ярко и полно представ­ленных в праздничной культуре.

Праздник является редкой возможностью снятия конфликта, неуст­ранимого противоречия дуальности. Примером тому служит обрядовый травестизм, распространенный во многих праздниках: на святочных и мас­леничных гуляниях, похоронах Костромы, летних и осенних кузьминках, в обрядах кумления на Троицу, в русальной обрядности. Травестизм в кон­тексте данной темы выступает как поиск компромисса мужского и женско­го начала. Такой переход в «чужую» социально-половую категорию, со­провождаемый смехо-эротическими действиями и санкционированный праздничным временем, дает возможность на символическом уровне «примерить» на себя социальный статус противоположного пола, уравни­вая противоположные начала.

В праздничной традиции воплощена гармония двух жизнетворящих первоначал: небесного/мужского и земного/женского, что прослеживается в обширном цикле весенне-летних праздников. Следует также отметить, что Космос представлен в двух ипостасях - женской и мужской. Так сла­вянский Космос через верховных богов Лада и Ладу мыслится как единст­во порядка, гармонии, красоты и любви; для фольклора святочных празд­ников характерно возведение Солнца (в мифологическом понимании -мужского начала) в женскую ипостась. Параллельно с характерной куль­турной тенденцией категориального разделения «мужской/женский», в праздничной традиции сильна тенденция образования пар (достраивания до целого), подчеркивающая значимость каждого из этих начал. Интересно в этом смысле образование пар хрононимами: Покров и Покрова (праздник Покрова Пресвятой Богородицы), Вербич и Вербница (Вербное воскресе­нье), а также лексемами, обозначающими атрибуты праздничной обрядно­сти: колос и колосица, и именами собственными: Кострома (женская ипо­стась) и Коструба/ Кострубонька (мужская ипостась).

Наконец, праздник является возможностью преодоления сопровож­дающей человечество иерархичности гендерной дуальности, вплоть до ка­тегорического ее изменения, что демонстрирует ряд женских/девичьих праздников, в которых женщина становится главным объектом празднич­но-ритуального действия, «когда праздновалось само таинство жизни, но­сителем которой была женщина» [5, с. 247].

Существенные социокультурные трансформации, присущие ситуа­ции нового времени, привели к тому, что со второй половины ХХ века ак­тивно разрабатывается идея эгалитарного принципа равенства полов, со­стоящего в устранении социальных барьеров, мешающих индивиду полно­ценно проявлять себя во всех сферах жизнедеятельности, предполагая за­мену традиционных патриархальных отношений между полами отноше­ниями, основанными на реализации одного из главных принципов феми­низма «равенство в различии» [3, с. 15]. На сегодняшний день концепция эгалитарности с точки зрения построения общества, свободного от социо-половой дискриминации, по-прежнему действует в рамках «мужского» общества, подгоняя женщин под эталон мужских черт характера и сфер деятельности. Таким образом, наметившаяся характерная тенденция цивилизационно развитой культуры к усилению маскулинизации социума ста­новится тотальным явлением, окончательно вытесняя истинную феминность: «женщины подчас более маскулинны, чем мужчины, что приводит к соперничеству и войне полов - рушатся гармоничные отношения. проис­ходят обвалы столпов нравственности» [4].

Однако в современном праздничном календаре мы находим катего­рию праздников, демонстрирующую потребность общества в сохранении традиционных ценностей: День семьи (15 мая), День матери (в России от­мечается в последнее воскресенье ноября), Международный женский день (утративший в народном сознании социально-политический контекст и со­хранившийся в современной праздничной традиции как праздник женст­венности и красоты), Всемирный день мужчин (первая суббота ноября).

Весьма значимо для современной России возрождение традиций празднования Дня памяти святых Петра и Февронии (8 июля), отмечаемого как День семьи, любви и брака и введенного в качестве альтернативы за­падноевропейскому Дню святого Валентина. Следует отметить, что образ Февронии здесь явился ключевым и воплотил основные представления на­рода об истинной женственности.

Итак, мы можем констатировать, что соотношение мужского и жен­ского гендера, наметившееся в культуре как слиянное и гармоничное един­ство двух противоположных начал, в процессе исторического развития де­монстрирует иной вектор направленности: их оппозиционную дуальность, что отражается и закрепляется в традиции. Динамика социокультурных процессов, сопровождающих человечество на всем пути его истории, не имеет конца. Следовательно, процессы трансформации традиций, связан­ных с феноменом гендера, не завершены. В условия иерархической поля­ризации гендера, детерминированной андроархическим началом, праздник по-прежнему является выражением рефлексорного компенсирования ду­альных гендерных противоречий. Именно в празднике гендер обретает свою первоначальную сущность. Праздник устанавливает гармоничное равновесие между полами, реинтерпретируя значимость женской роли по отношению к мужской.

1. Воронина, О. А. Гендер и культура / О. А. Воронина, Т. А. Клименкова // Женщина и социальная политика (гендерный аспект): сб. ст. / РАН, Ин-т соц.-экон. проблем народонаселения; отв. ред. З. А. Хоткина. - М., 1992.
2. Дугин, А. Г. Структурная социология: курс лекций. Лекция № 10. Социология пола [Электронный ресурс] / А. Г. Дугин. - Режим доступа: http://konservatizm.org/ konservatizm/sociology/140509120251.xhtml. - Дата обращения: 11.11.2010.
3. Калабихина, И. Е. Краткий понятийный словарь по гендерным исследованиям. Социальный пол: экономическое и демографическое поведение / И. Е. Калабихина. - М., 1998.
4. Лебедько, В. Возвращение богини. Феминность и маскулинность [Электронный ресурс] / В. Лебедько, О. Лебедько. - Режим доступа: http//www.bogini.su/vvod.html. - Дата обращения: 05.09.2010.
5. Русский эротический фольклор / сост. А. Топорков. - М.: Ладомир, 1995.

Источник: Пятые Лазаревские чтения: «Лики традиционной культуры»: материалы междунар. науч. конф. Челябинск, 25–26 февр. 2011 г.: в 2 ч. / Челяб. гос. акад. культуры и искусств; ред. проф. Н. Г. Апухтина. – Челя-бинск, 2011. – Ч. II. – 350 с.

Автор: Н. А. Лысова