Этнокультурная специфика календарной обрядности Российских переселенцев Присалаирья начала ХХ в.

Интервью с потомками российских переселенцев из Брянщины, Черниговщины и Пинщины - мест, которые по праву можно считать славян­ским этнографическим заповедником - для этнографа-полевика представ­ляет особый интерес . Обосновавшись в предгорьях Салаирского кряжа местные жители жили одним коллективом с сохранением значительной роли натурального хозяйства, форм народного самоуправления, во многом, традиционного образа жизни. Фольклорно-песенный репертуар местной группы «Прямчаночка», составлен из песен, исполнявшихся женской по­ловиной села и никогда не выходивших из употребления на протяжении ХХ в. Круг брачных связей всегда был ориентирован на «своих», т. е. пе­реселенцев из соседних деревень Брянской (сс. Буда, Струговская Буда), Курской губерний (Белгородский у.), Белоруссии (Гродненская губерния), которые проживали в дд. Прямское, Петропавловское (позднее часть пере­ехали в Маслянино) Николаевской волости Барнаульского у. Алтайского горного округа. Сибиряки-старожилы, чтобы отделить себя от соседей, на­зывали их «хохлами» вне зависимости от места выхода и этнической само­идентификации переселенцев. Сами выходцы из Брянской, Курской губер­ний считают себя русскими, а черниговцев - украинцами, хотя во многих семьях присутствуют родственники обеих национальностей. Нередко можно услышать от пожилых людей: «По отцу я украинская, а по маме Будовская (здесь, в местном понимании, русская - Е. Ф.)».

Исследование календарной обрядности присалаирских жителей сс. Прямское, Петропавловка позволяет утверждать, что к 1930-1940-м гг. здесь сложилась целостная система календарных обычаев и обрядов со всеми взаимосвязями составляющих элементов (слова, музыка, действия, танцы), которая все эти годы поддерживалась межпоколенной передачей традиций.

1. 1 Работа поддержана РГНФ, проекты № 09-01-00567а/Б, № 10-01-00561а/Б.
2. 2 Полевые работы в Маслянинском районе Новосибирской области проводились в 1989, 1993, 2002, 2004, 2010 гг.

Поскольку в дд. Прямское и Петропавловка нет своего храма, то праздники и привязанные к ним обычаи, запреты пожилые женщины запи­сывают для памяти на отдельных листочках бумаги. Опасаясь всем кол­лективом не соблюсти какой-либо праздник, нарушить традиции, селянки держат в курсе информации не только себя, но и предупреждают своих со­седей. На пожелтевших листах из школьной тетради жительница Прямского Е. Т. Ананенко хранит записи наиболее важных для ее семьи праздни­ков и дат календаря. Для декабря значатся народные праздники: Видянье (4.12), Андрей (15.12), Варвары (17.12), Савы (18.12), Микула (19.12), Ганы (22.12); в январе указаны: кутья, Рождество (7.01), Бабина (8.01), Рождест. день (9.01), кутья постная, Хрящение (19.01), Иван Хряститель (20.01), «Татьянин день» (25.01), Панасья (30.01). Отдельной строкой про­писано «После Хрящения мясоед. 12 нядель из пэтровкой если мясоеду 7 нядель, то летом пятровке 5 нядель». «Заканчивается календарь Елены Тимофеевны двумя такими записями: «А на выр...ной (вербной?) в среду свиное св. (здесь, видимо: свято - Е.Ф.). А на маслину среду четверг коро­вья и овечья свято». В ходе интервьюирования удалось получить дополни­тельную информацию о сопровождавших эти дни обычаях и обрядах. Ме­стные селяне что-то поясняют с большим знанием дела, а что-то нет, так как уже формально следуют обычаю. В Прямском и Петропавловке в двухнедельные Святки, называемые «Святые вячары», были запрещены любые работы со льном. «А святки после Раждва, тада уж мы спряли, ра­ды, больше не прядём». Видимо, из-за отсутствия в деревнях церквей ме­стные селяне выговаривают Рождество с использованием старой белорус­ско-украинской лексики «Рждество» или «Раждво», не знают рождествен­ских рацеек, тропарей, кондаков.

Традиционный обрядовый обход дворов на Новый год, посещение каждой усадьбы с благопожеланиями выделяли российских поселенцев на фоне старожилов, в том числе соседей-старообрядцев из д. Пеньково (у старообрядцев не пускали посевальщиков, а у чалдонов при обходах не высказывались благопожелания) [об этом см. 2, с. 108-109]. Е. Т. Ананенко не только помнит, но еще и сегодня может спеть для односельчан посевальную песню: «Я знаю, як посевають под Новый год:

«Як пришёл Иля, да на Василя.
У его пуговичка соломяновая,
Где пугом (палкой - Е. Ф. ) махне, там жито расте,
А где не махне, там не расте.
Уроди, Боже, яру пшеницу, всякую пашницу
На полях стогами, в печке пирогами.
Сколько бервенцов (брёвен - Е. Ф.), столько жеребцов.
Сколько полочек, столько тёлочек.
Сколько лавочек, столько ярочек.
И сколь углов, чтоб столько було баран(о)в.

Сколько стеночек, столько свиночек». После благопожеланий хозяину напоминали, что нужно исполнить для достижения благополучия и успешного решения семейных забот. Эти нехитрые стишки, читаемые речитативом, были разнообразны, но содер­жали один и тот же припев: «Сею, сею, посеваю, с Новым годом поздрав­ляю, чтоб здоровы были, много лет жили. Ты хозяин мужичок, полезай-ка в сундучок, доставай-ка пятачок. Нам на орешки, вам на потешки». Еще вариант: «Сею, сею, посеваю,. ты хозяин мужичок, дай мне колбасы ку­сок, а я эту колбасу своёму батьке понэсу. Батька буде ести, бородою трести, усами кивати и вас поминати». В последнем посевальном стихе, воз­можно, нашла отражение древняя форма обрядовых обходов с маскирова­нием, представлявшем, как считают исследователи, богов, духов предков и пр. [1, с. 171].
Обычаи Крещения во многом совпадали со старожильческими, одна­ко не включали принятые у чалдонов или старообрядцев-кержаков купа­ния в ледяных прорубях. «На Хрещение двери перекрестим угольками, захрещивали. Двери перехрестим, а на дворе и тута делали крестики мелом. У нас на Хрещение не купались. Поп приезжает, у Пеньковой купалися».

Под Новый год, Рождество и Крещение обязательно готовили поми­нальное блюдо - кутью. Сегодня, как и многие предыдущие поколения, пшеницу заливают водой, толкут, смывают шелуху и посыпают сахаром. «Надо из пшаницы три кутьи варить. Ставлю на кут перед иконою, зали­ваю пшаницу водой, варим, она разварится и тода вечером: «Мороз, мороз, ходи с нами кутю ести», кричали за дверями». Заклички Мороза носят об­рядовый характер, интерпретируемый сегодня как задабривание сурового сибирского мороза. Этой же кутьей немного прикармливают домашнюю живность: птиц, овечек.

В памяти пожилых сельских женщин сохранился праздник рожаниц -Бабины, который следовал сразу после Рождества Христова. Приведем рассказ непосредственной участницы: «У нас тут одна повитуха была, все к ней ходили. На Бабины собирались только те породихи, у которых она принимала роды. Одну звали её на всех. Породиху принимала бабка, и вот уже породихи на Бабины приходят к бабке. Кто платок, кто полотенце принесет, тогда же всё холщёвое, полотняное было». Бабка-повитуха орга­низовывала женскому коллективу застолье, угощая кашей, чаем. Генезис подобных празднеств, несомненно, восходит к древним языческим пластам истории славянских народов, когда роль «бабки» была много шире - по­средничество между светлыми и темными силами, знахарство [1, с. 87].

Масленичные гуляния, как и повсеместно, в Сибири, сопровождались разведением костров и ритуальными прыжками через огонь. Отличительной чертой местных гуляний было сохранение собственно масленичных песен, ус­лышать которые исследователю доводится редко. «На Масленую огонь палят. Палят костры, и тут, и там. Бабы в широких юбках перепрыгивают через кост­ры, и мужики прыгають. Мы вот вали (валежник - Е. Ф.) насобираем и поём: «Яко середу на масленую, на жидовские заговенья Воробейко яичко украл, на высокую полечку поклал. А слепые-то подглядывали, а глухие то подслухивали, А безногие побегли догонять, а безрукие побегли отбирать. Маслена, маслена белая нога, а хто не оженится, чирия губа. Маслена, маслена белый сыр, а кто не оженится - сукин сын».

Масленичный обрядовый комплекс проводившийся, по мнению неко­торых ученых (И. М. Снегирева, Н. П. Волкова), в честь языческого бога Велеса, совпадал с мартовским новолетием. По содержанию сибирские песни ближе к их разновидности с брачной тематикой, в которых осмеивались не вступившие в брак молодые люди. Как показывают наши материалы, на юге Западной Сибири повсеместно масленичные празднества включали «корильные» элементы для не женившейся и не вышедшей замуж молодежи как в среде старожилов, так и украинцев (навешивание колодок).

По причине отсутствия церкви в Вербное воскресенье под иконы и в пригоне подтыкали неосвященные вербы. «Церкви у нас не было, а в Огнёвой Заимке была, и в Никонова была, 15 километров. Я молитву почитаю над водой, дед попрыскае вербу и в пригон. Так и сейчас она там висит».

Накануне Пасхи крестьяне вытапливали бани и в ночь, практически, всем составом шли пешком в какую-либо церковь. Ходили молиться, ос­вящать паски, что особенно благостным считалось на рассвете.

Родительский день на Фоминой неделе называли Радуницей. До не­давнего времени рядом с кладбищем водили «карагоды». Остатки кладби­щенского пира не оставляли на могилках, а несли с собой, чтобы магиче­скими приемами воздействовать на скотину. При этом с кусочками такого угощения в виде хлеба или блинов в дом не заходили. «И вот кода из клад­бища ходишь на родительский день, кода приносишь оттуда хлеба, в при­гон, говорят приговорку: «Яко с кладбища люди идуть домой, тако чтобы там коровы, овечки со стада ходили».

Характерно, что утрата магической основы закличек Весны не при­вела к их переходу исключительно в детскую аудиторию. Приведем на­блюдение, иллюстрирующее этот рассказ: «Эту песню пела Ивана мать, это золовка, сестра её брата. Бабы сидят у нас на траве и тута пеють, и тама, и гукають эту весну:

«Моя дочк(а), Ульяночка, Погнала бычёк поранку. Пасись, пасись, быся, Да и домой вярнися, у-у-у.
Да и домой вярнися, и к своёй Ульянке, у-у-у.».

Из теста пекли «жаворонков» с глазками из конопли. Число жаво­ронков местные жители не считают особенно важным, обычно выпекая не­сколько десятков - от тридцати до сорока. Птичек раздают детям и те съе­дают этих игрушечных «вестников весны».

Сено косить начинали после Петрова дня (12.07) («Пятровка»). На­кануне старики («деды») клепали косы, готовили грабли и утром по росе шли в поле. Приведем воспоминания С. И. Куриленко: «Лапти за спиной, косу сюда, битон воды и узелок на ней. Это я ещё застал. Я работал паца­ном. «Вот тебе кобыла миноуха, вот такое тебе звено, должен копны тас­кать, сено метать. Потом подрос, на граблях стал работать, силос возили, ямы руками выкапывали, силос конями топтали. А их, женщин, пятьдесят, они косили. А сейчас никто не косит...»

Праздник Ивана Купала, как и повсеместно в Западной Сибири, со­провождался ритуальными бесчинствами молодежи. По сибирскому же обычаю не жгли костров, но купались в водоемах. Отличительной чертой купальских празднеств переселенческих сел была непопулярность облива­ний, например, в Прямском этого обычая вообще никто не придерживался. «На Иван Купала шкодили, то хлопцы лавку украдут, куда занесут, то ка­литку снимут, то целый сруб к речке перенесут. Купалися, на камень (здесь, гору - Е. Ф.) нас возили, которые молодые, купаются, а мы с горы глядим».

В записях у Е. Т. Ананенко указан праздник Панасия, который на этот день отсутствует в церковном календаре. Считалось, что это очень строгий праздник в смысле запретов на сельскохозяйственные, особенно, женские работы. «Это такой праздник Панасия, что делать ничё нельзя. У нас тётка моя родная, сестра батькина, пошла лён трёпаный уже в баню че­сать (мыкать), чтобы чистенько было. Фитилёк на пол упал, так она и сго­рела, долго лежала, вся обгорела».

Не только в памяти людей, но и в быту сохранились многие сельско­хозяйственные запреты, направленные на обеспечение достатка, приплода скота. По мнению селян, в среду на Масляной неделе ничего нельзя делать, чтобы коровы водились, а запреты в четверг объяснялись необходимостью приплода овец. В среду на Вербной неделе также ничего не полагалось де­лать по хозяйству уже из-за боязни магическим образом навредить при­плоду свиней. «В среду Свяное Свято. Свяное Свято - ничого не надо де­лать в этот день, чтоб свиньи велися. А на Маслену, в среду, четверх коро­вье и овечье свято».

Исследование традиционной календарной обрядности показывает удивительную стойкость славянских традиций в селах компактного про­живания российских переселенцев столыпинского периода. Характерно сохранение закличек, обрядовых песен со словесным обращением к объек­ту в виде олицетворенного времени года, природного явления (Весна, Мо­роз). Сохранению этнокультурной специфики способствовали миграцион­ные процессы в последующие 1914-1930-е гг., когда к своим односельча­нам бежали от тягот Первой мировой войны, революции и раскулачивания носители общего культурного кода.

Ананенко Николай Кузьмич, 1933 г. р., родители приехали из Стругавской Буды Брянской губернии в 1910 г.
Ананенко (Степаненко) Елена Тимофеевна, родители приехали из Черниговской губернии в 1933 г.
Гайдук (дев. Дударева) Любовь Васильевна, 1935 г. р., д. Петропавловка Маслянинского р-на НСО.
Куриленко Сергей Иванович, 1933 г. р., д. Прямское Маслянинского р-на НСО. Родители приехали с Белоруссии (бывш. Брянской области, д. Березино).

1. Соловей, Л. М. Обход, Абход, Обхщ / Л. М. Соловей, А. В. Курочкин // Восточнославянский фольклор: словарь научной и народной терминологии. - Минск: Навука i Тэхшка», 1993. - 479 с.
2. Фурсова, Е. Ф. Календарные обычаи и обряды восточнославянских народов Новосибирской области как результат межэтнического взаимодействия (конец XIX - ХХ вв.) / Е. Ф. Фурсова. - Новосибирск: Агро, 2002. 287 с.

Источник: Пятые Лазаревские чтения: «Лики традиционной культуры»: материалы междунар. науч. конф. Челябинск, 25–26 февр. 2011 г.: в 2 ч. / Челяб. гос. акад. культуры и искусств; ред. проф. Н. Г. Апухтина. – Челя-бинск, 2011. – Ч. II. – 350 с.

Автор: Е. Ф. Фурсова